Сокровища

— Может, нам позвать доктора и держать наготове кислородную подушку, — со смешком сказал кто-то, — как сделала Каплан, когда разрезал «Джонкерс». — Джозеф, казалось, не слышал. Он спокойно взял другое лезвие и поместил его в желобок, подвигав взад-вперед, чтобы опробовать позицию. Опять взял молоток и, подняв его, резко опустил лезвие.

Алмаз рассыпался на сотню кусков.

Толпа зрителей мгновенно окаменела в изумленном молчании, словно сама комната и все в ней превратилось в камень. На рабочем столе сейчас лежало не главное средоточие триумфа, а груда бесполезных осколков.

Джозеф неверно прочитал камень, катастрофически неверно. В мгновение ока уникальный алмаз, стоящий миллионы долларов, был превращен в ничто.

Наконец молчание прервалось, волна голосов начала катиться по комнате, поднимаясь все выше и выше. Пит не была уверена, в чем причина всего волнения, но знала, что произошло нечто ужасное. Дедушка смотрел на маленькие кусочки камня, словно был статуей. Рука папы больно сжала ее плечо. Мама стала плакать, сначала молча, слезы катились по ее красивым щекам, потом она зарыдала. Громче и громче, пока не перешла на крик, и папе пришлось ее ударить, чтобы заставить замолчать. Мистер Ивер протолкнулся через толпу, глаза его пылали, когда он кричал дедушке убираться, убираться и никогда не мечтать больше о разрезании камней ни для него, ни для кого-либо еще! Комнату наполнял шум и гнев; боль и ошеломленный взгляд на лице дедушки. Пит хотелось помочь ему, помочь им всем, сложить вместе все кусочки камня, чтобы он опять стал целым. Но что она могла сделать?

С расколотым алмазом разбилось то, что держало семью Д’Анджели вместе, на кусочки с острыми, колющими краями, которые ранили до крови.

Джозеф мгновенно потерял работу. Он понимал, что ничего сравнимого с ней долго не получит, если вообще такое случится. Хотя известно, что любой мастер может совершить подобную ошибку, никто не рискнет вызвать неудовольствие Клода Ивера, нанимая на работу человека, который попал в черный список. Пошатнувшаяся уверенность Джозефа в своем решении проявилась в плохом настроении, и яростные громкие споры со Стивом стали частым явлением. У двух мужчин не было никого, кроме них самих, чтобы изливать гнев и возмущение.

Беттина была словно привидение. Когда алмаз рассыпался на обломки, ее сознанию был нанесен такой тяжелый удар, как и камню. Она погрузилась в депрессию более глубокую, чем прежде, проводя дни и ночи в постели, не вступая в разговор.

После того как Джозеф лишился работы и явно не имел возможности ее получить, Стиву пришлось зарабатывать на жизнь для всей семьи. Он с неохотой вернулся к занятию, которое, он знал, принесет ему стабильный доход. Ненавидя его всей душой, он вернулся в ювелирный бизнес, опять совершая обходы отдельных владельцев магазинов в пассажах, мастеров по ремонту ювелирных изделий и занимающихся оправкой камней и нанизыванием бус, нося свой чемоданчик, полный дешевых изделий. Его заработка было недостаточно, чтобы содержать комфортабельную квартиру на Риверсайд Драйв. Они переехали в небольшую четырехкомнатную квартиру на Сорок пятой улице, неподалеку от реки Гудзон — район назывался Кухней дьявола, где все время маячили в дверях проститутки, на углах собирался всякий сброд и банды крутых парней царили на улицах.

Пит была предоставлена самой себе. Часто представляя, какой бы обеспеченной и замечательной была их жизнь, если бы дедушка правильно разбил алмаз, она доставала карандаши и рисовала бриллиант, который мог бы получиться, великолепные оправы для него, кольца и броши в окружении изумрудов, рубинов или сапфиров.

Самыми лучшими днями для нее были те, когда дедушка брал ее на прогулку к ближайшим пирсам реки Гудзон. Пройдя всего несколько кварталов, они оставляли позади себя пустыри Кухни дьявола, одиноких матерей с печальными глазами и целым выводком детей, работоспособных мужчин, которые сидели на улице, целыми днями играя в домино, потому что в этом большом городе для них не оказалось работы. Пит и дедушка могли отвернуться от всего этого, обратить свой взор к реке и представлять, что они в другом мире. Пит нравилось считать чаек и вдыхать соленый воздух и наблюдать, как огромные океанские лайнеры входят в порт.

— Доки похожи на Роттердам, — с задумчивой улыбкой сказал дедушка. — На дом.

Пит знала о Роттердаме, где родилась ее мать и умерла ее бабушка, Аннеке, убитая дурными людьми, которые назывались нацистами. Она знала, что он находится через всю голубую часть карты, очень далеко от Нью-Йорка. И еще она знала, что дедушка скучал по нему. Он никогда не говорил, но она знала это.

Она немного знала о своей другой бабушке — что ее тоже звали Пьетра и, конечно, что она была родом из Италии, где родился ее папа. Пит хотела знать больше, но когда она просила об этом, тень печали заволакивала его глаза, и он рассказывал мало.

— Она была королева с черными как смоль волосами и кожей цвета слоновой кости и тысячами драгоценностей. Она жила далеко отсюда. Я не знал ее очень хорошо.

— Я бы ей понравилась, папа?