Сокровища ангуонов

Отец сидел некоторое время задумавшись, потом выставил унты на порог, тщательно вытер руки пучком травы, которую, очевидно, приготовил для стелек, и принялся разглаживать, вытягивать мои брюки и куртку. Я видел, ему доставляло удовольствие возиться с моим гардеробом. Вот так же покойная мать ухаживала за мной, и глаза у нее при этом становились такими же добрыми-добрыми. Хорошо бы здесь остаться жить, чтобы никого с нами не было: ни Гамлера, ни поручика Славинского с их солдатскими ротами. Чтобы были избушка эта и море… И еще Коська. Интересно, он так же спорит со своей сестренкой Гланей? Мы сделали бы с ним шлюпку и стали рыбачить и ходить на охоту… А еще бы лучше, чтобы все ребята с Матросской и Рабочей слободки оказались здесь, и Илья, и Семен… Мне сделалось грустно, и отец заметил это. Должно быть, он знал, что я не сплю, склонился надо мной и пропел каким-то утробным голосом:

— О чем задумался, детина? — и обыкновенным голосом: — Подъем!

Разом улетучилась грусть, я вскочил, но тут же с хохотом завернулся в шкуру. Отец швырнул мне трусы:

— Презренный шут, прикройте наготу!

Через пять минут мы сидели за грубым некрашеным столом, посматривали в окна и уплетали буженину с черным хлебом, запивая кипятком, заваренным лимонником.

— Великолепная штука — лимонник, должен тебя заверить, сын мой, — разглагольствовал отец, ловко надрезая ножом мясо у самых губ, — лимонник снимает усталость, повышает общий тонус, то бишь улучшает самочувствие, делает человека энергичным и веселым…

Глядя на него, можно было подумать, что сам он всю жизнь питался исключительно лимонником, во всяком случае, самочувствие у него было отличным, а энергии хватило бы на роту гамлеровских солдат, которые, как я успел заметить, не испытывали особенного огорчения от того, что очутились так далеко от своей базы. Впрочем, о солдатах я меньше всего думал тогда. Со мной был отец, а значит, и дом, и все, что надо двенадцатилетнему мальчишке, у которого никогда не болели зубы и в основном всегда был отличный общий тонус. Я слушал отца и посматривал в окна, совершенно забыв о том, что мы с ним не на экскурсии и не по своей охоте облюбовали этот домик, из окон которого открывался такой живописный вид на море.

Я вырос на полуострове, привык слушать рокот и шелест прибоя, видел море и голубым, и синим, и черным, как земля. Теперь оно походило на шкуру леопарда в темных, как ночь, пятнах и золотых, как само солнце, бликах. Умиротворенное, но еще не успокоившееся после ночного шторма, оно перекатывало пологие глянцевые волны и даже характером своим, скрытой силой и яростью напоминало свирепого соперника тигра. Казалось, не море это было, а действительно живой леопард с его тугими, как мусинги, мышцами, которые перекатывались, волнуя глянцевую пятнистую шкуру. Безмолвная «Дафна» мерно покачивала мачтами, деревянная женщина на ее бушприте кивала простоволосой головой.

— А вот и наш нетерпеливый начальник экспедиции. Пошли, — сказал отец, мельком взглянув в окно, — не будем раздражать его благородие.

По лестнице нам навстречу поднимался Гамлер. Сверху он показался мне каким-то нескладным коротышкой, который не шагал, а словно бы припрыгивал, как воробей, — обе ножки вместе. «Да он и не страшный, — пренебрежительно подумал я о подполковнике, — и чего я так боюсь его?»

— Славный Робин Гуд, у ближнего озера я спугнул табун великолепных куликов-ягодников, — улыбнулся мне Гамлер, — вы можете нанизать их на стрелу не менее дюжины. Помните, как барон Мюнхаузен охотился на куропаток?

Я сказал, что не помню, хотя в свое время зачитал до дыр «Удивительные приключения барона Мюнхаузена», и посторонился, чтобы дать дорогу барону Гамлеру. С гораздо большим удовольствием я столкнул бы его вниз. Этот барон был не из книжки и не таким добродушным хвастуном, каким был знаменитый герой, созданный безудержной фантазией сына бедного сельского священника Готфрида Августа Бюргера.

ИХ БОГ — ЗОЛОТО

Когда мы спустились к подножию горы, я не замедлил ускользнуть в ближайший кустарник, обильно разросшийся по берегу ромбовидного озера. Конечно, я не рассчитывал нанизать на стрелу нескольких куликов одновременно, но одного мечтал подстрелить, а потом зажарить по индейскому способу прямо в земле. Мне очень хотелось доказать Гамлеру, что лук и стрелы я захватил не зря.

Едва я очутился в кустарнике, как моментально забыл обо всем. Я снова был вождем краснокожих, преследующим коварных бледнолицых.