Сокровища Анны Моредо

Эмилио Ортега, как обычно сокращали его имя, являлся человеком, занятым круглыми сутками. Двери в его рабочий кабинет были распахнуты постоянно. Как и в саму мэрию в целом – посетители приходили в любое удобное для них время дня, вечера и даже ночи. Если по каким-то причинам прием не был возможен, на их пути становилась Исабель Фернандес, помощница мэра, на протяжении множества лет работающая его секретарем. Ну, или ночной и воскресный сторож Филиппе – старик (при круглосуточно открытых дверях) скорей исполняющий роль ночующей в мэрии достопримечательности. Лет ему было столько, что он всерьез мог соперничать с фонтаном.

Эмилио Ортега был живописной личностью. Рано полысевший, полноватый, осанистый, но невысокого роста, на первый взгляд он производил впечатление недотепы, мечущегося в панике от одного «пожара» к другому. «Будто смотришь ролик с пандой», – как-то метко выразилась Исабель. Но на самом деле, за внешней неказистостью скрывалась натура куда более собранная, полная кипучей энергии, ошибочно принимаемой за суетливость.

Обладал он и весьма живым умом, с детства побеждая во всех региональных шахматных и покерных состязаниях – просчитывать одновременно множество вариантов, собственных и чужих действий, находилось у него в повседневной привычке.

Увы, для процветания Санта-Моники картежных и шахматных успехов ее мэра было недостаточно. Город медленно умирал, и это не было новостью уже лет сорок. Молодежь, теряя терпение, уезжала. Рабочие места отмирали, как пораженные проказой клетки. По окраинам город, будто опухолью, оброс покинутыми домами, в которые мигом пробрался и уже успел, умерев, засохнуть горный чертополох.

С болью глядя на то, как «опухоль» подбирается к сердцу, Ортега делал все возможное, чтобы вернуть своему городу шанс на выживание. План был такой: скинувшись с соседними городками, испытывающими похожие проблемы, построить парк аттракционов. Роскошный. Такой, в который можно будет возить группы из Севильи – это же явно поближе, чем знаменитый «Порт Авентуро», куда переться через полстраны.

Дни и ночи Эмилио Ортега проводил во встречах с инвесторами – убеждая, умасливая, интригуя и обещая. Чем все закончится, при этом, до сих пор было непонятно – строительство, несмотря на годы кипучей деятельности Ортеги, все еще не началось.

Жители Санта-Моники, горячо любившие свой город, были признательны мэру за его рвение. И помогали, чем могли. Отец Паскуале, например, ежемесячно писал в Ватикан и севильскую архиепархию просьбы передать городу раку с мощами святой Моники. Хотя бы на время туристического сезона. С жителей Сан-Агустина, где она хранилась на данный момент, по его мнению, было достаточно мощей сына Моники, блаженного Августина. Но церковь упорно не желала «разделять семью» и отделывалась стандартными отписками.

Рассказывая о мэрии Санта-Моники, нельзя не задержаться на еще одной, уже упомянутой, персоне. Секретарь Исабель Фернандес была крупной фигурой в управлении городом, выражаясь не только фигурально. Если она вставала в дверях, преграждая путь посетителю, оказаться в кабинете мэра он мог лишь будучи сошедшим с киноэкрана жидким терминатором – у всего другого просто не было шансов.

Если применить к Фернандес геометрические термины, это был огромный, обтянутый черной тканью, параллелепипед, украшенный крупными ярко-оранжевыми бусами. С копной черных вьющихся волос, торчащих в разные стороны, словно змеи медузы Горгоны. Добавьте к этому два жирно подведенных черной тушью глаза, помаду цвета ошпаренного кипятком лангуста, ногти с таким же лаком, и зычный, с небольшой сипящей хрипотцой, голос – и будете иметь полное представление.

Говорили, что новую мэрию построили вокруг Исабель Фернандес – потому, что это было проще, чем затащить ее вовнутрь.

Над могучим телосложением Фернандес поработала не только кухня Андалузии (хотя и она была тоже причем, конечно). Исабель была не только крайне корпулентной, но и крайне многодетной. И каждый рожденный ею ребенок добавлял по паре-тройке килограммов в ее зад, бока и бедра. Что, возможно, звучало бы не так страшно, не знай никто, сколько у нее детей. К тридцати пяти годам Исабель уже родила целую футбольную команду, и теперь заполняла скамейку запасных.

В Санта-Монике, городе, названном в честь святой, посвятившей жизнь сыну, к матерям всегда было особое отношение. Исабель Фернандес для многих была святой тоже. Ее любили и почитали, тем более, что над своим трехзначным весом и двухзначными родами она с удовольствием позволяла шутить, добродушно смеясь над любой, даже самой сомнительной остротой в свой адрес. Единственный, кто не имел на это права, был ее муж, Диего. От него Фернандес требовала круглосуточного поклонения и обожания – на полном серьезе.