Ночью новый десятник исчез из стана. А вместе с ним его вещи и лошади.
Глава 8
ПОДЗЕМЕЛЬЕ
1
В небольшой лощине, скрытой в глухом лесу, горел костер, освещая ограду поминального храма. Возле костра сидел человек. Рядом паслись две лошади, одна под седлом, другая — с походным вьюком. Надо быть безумно смелым или слишком беспечным, чтобы в такое опасное время решиться на путешествие в одиночку, да еще остановиться на ночлег в незнакомом лесу.
Впрочем, путник был воином. Крепкие доспехи прикрывали его грудь, а голову — капюшон. Длинный меч и круглый щит лежали рядом.
Воин жарил на кончике кинжала мясо. Жир капал в костер, пламя шипело и с треском взмывало вверх. Жестокое лицо с воспаленными глазами и обрубленным носом производило отталкивающее впечатление, но в тепле и покое лицо воина смягчилось, казалось задумчиво–удовлетворенным, если бы не настороженный исподлобья взгляд, который воин изредка бросал в темноту, говоривший о том, что он готов к неожиданностям.
Лошади паслись беспокойно, вскидывали головы, фыркали, явно чувствуя присутствие чужих людей. Но в лесу было тихо, ни шороха, ни звука. Такое затишье случается перед прыжком хищника, когда все живое окрест замирает в ожидании.
Безносый, а у костра сидел он, терпеливо ждал, его слух, не менее чуткий, чем у зверя, мог уловить звук хрустнувшей ветки за сотни шагов. Душистые запахи росных трав, разлитые в воздухе, казалось, свидетельствовали, что усыпляющая тишина утвердилась здесь надолго. Но Безносый знал, что где–то неподалеку прячутся люди и наблюдают за ним. Он чувствовал это спиной, как если бы видел глазами.
На багровом от жары лице десятника отражалась неумелая работа мысли. Он свое дело на земле исполнял, как подобает настоящему мужчине, а его чуть не взяли на аркан. От такой беды кто не убежит? Теперь на его шее висел христианский крестик. В юности его смущало обилие богов. Они были у каждого народа. И он видел, что гуннские боги — не самые главные. Возможно, поэтому мучительный для многих вопрос: кому поклоняться, Безносый решил с обычной для него сообразительностью. Если действительно богов много, то на Небе они ведут себя, как люди, и так же враждуют между собой. Но если они как люди, то не столь уж и проницательны и любого из них можно умилостивить и даже обмануть. А если бог на самом деле один, то какая разница — кому молиться: все молитвы дойдут. В любом случае поклоняться следует тому, в ком больше нуждаешься. Той ночью в Потаиссе Лада сказала ему, что приняла христианство. Поэтому и ему следует побыть христианином. А там видно будет. Сейчас, сидя у костра, Безносый безуспешно пытался вспомнить молитвы, которым когда–то учила его мать.
Он услышал шуршание травы у себя за спиной и понял, что приближаются несколько человек. Те, кого он видел третьего дня у храма — не воины, с такими справиться нетрудно, даже если их будет небольшая толпа. Лошади перестали пастись, вскинули головы, предостерегающе заржали. Шаги затихли. Но за спиной молчали. Десятник беспечно крикнул:
— Эй, я не враг вам! Подходите и садитесь у костра! Обычай не велит прогонять путников!
В освещенный костром круг вступило несколько человек. В коротких кафтанах, сапогах, в руках крепкие дубинки. Мечей и другого оружия нет. Один из подошедших, темнолицый, скуластый, явно гунн, двое белокурых — готы, четвертый — седой, лохматый — алан. Его Безносый узнал. Это был тот самый, кто вышел первым из поминального храма, когда он наблюдал со скалы.
Выражение чужого лица воин оценивает мгновенно.
Незнакомцы были настроены миролюбиво. Лохматый алан спросил:
— Кто ты и зачем явился сюда?
Безносый отложил в сторону кинжал с кусочком мяса, принял сокрушенный вид.
— Я беглец! Звать Юргут. Мне грозила смерть.
— Разве смерть грозит не каждому воину?
— Меня ожидала позорная смерть, — печально пояснил Безносый. — Убежал сотник Дзивулл, мой друг. Я знал, что он собирается бежать, но не выдал. И был обвинен в измене.
Если Дзивулл у них, чужаки не станут спрашивать, кто такой Дзивулл и куда он сбежал. И точно. Незнакомцы переглянулись, темнолицый гунн спросил:
— Это ты был ночью с Дзивуллом в храме?
— Да. Но мы ничего не взяли.
— Зачем же шли?
Вот глупый вопрос! Безносый почесал лоб, буркнул невнятное. Подошедшие с каким–то странным любопытством следили за ним. От них совершенно не исходило ощущение опасности, так хорошо знакомое воину. Может, пока не поздно, схватить меч? Безносый, заметив, как тотчас напрягся алан, подавил вспыхнувшее желание. Алан добродушно сказал:
— Твои желания, Юргут, отражаются на твоем лице. Не шарь рукой на поясе. Меч на траве. Куда ты собираешься бежать?
— Не знаю, — отозвался десятник. — Встречу хороших людей, присоединюсь к ним.
Алан и гунн подошли к костру, уселись на корточки. Германцы остались стоять за спиной воина, опираясь на дубинки.
— Не угостишь ли мясом? — спросил алан.
Десятник протянул им на широком лопухе кусочки жареного вепря. Подсевшие к костру взяли еду. Кто имеет враждебные намерения, не станет этого делать. Темнолицый сказал: