Сокровища Аттилы

— А теперь скажи, у него были дети?

— Было семеро сыновей.

— Но ты говорил, что в ваших кочевьях умирает каждый второй ребенок?

— Да, это так. Но о судьбе детей тысячника мне ничего не известно. Чегелай сейчас командует Южным крылом конницы Ругилы. Да, ты умен… И, возможно, прав! — В голосе Юргута уже нет гнева.

— Мы будем вместе, отец.

— Я согласен, — покорно отвечает Безносый. — Настала пора рассказать тебе великую тайну…

Когда стражи на городской площади пробили в медную доску полночь, Диор уже знал о сокровищах дакийских царей, о подземелье и общине тайных братьев. Выслушал он отца со все возрастающим изумлением. Когда тот закончил, юноша спросил:

— Говоришь, Старший Брат собирался бежать?

— Да. Об этом я догадался, когда подслушал разговор стражей о том, что Юлий послал Ардариха в Аквенкум с письмом.

— Римляне не стали бы ему помогать. Слишком опасно, — задумчиво говорит Диор. — Даже если бы он обещал им половину.

— Поэтому Юлий и увеличил число стражей, оставил в охране только германцев.

— Сколько нужно вьючных лошадей, чтобы вывезти сокровища?

— Не меньше сорока.

— Сколько их было в потайной долине?

— Примерно столько же.

— Но ведь лошади нужны и охране.

— Да, это так. Стражей было больше тридцати.

— Где Юлий взял бы вьючных коней?

— Мог купить. Но на это ушло бы много времени.

— Простые дружинники могли восстать против римлянина?

— В случае, если бы узнали, что тот собирается сбежать с золотом.

— Ардарих был алчен?

— Как все. При виде золота люди теряют голову.

— Поэтому тебя и поймали в сеть! — Диор беззвучно смеется. — Мне кажется, сокровища остались в подземелье!

— Почему ты так решил?

— Подсказал внутренний голос. После твоего бегства там что–то произошло. Нам надо ехать туда!

— Но Диор, у римлян ты можешь стать великим человеком!

— Скорей великим я стану у гуннов. Но сначала узнаем, что с дакийским золотом.

— А дальше?

— Дальше? — Диор опять беззвучно смеется. — Я найду возможность открыться Чегелаю! И пусть он попробует отказаться от такого сына!

Глава 3 МЕСТЬ

1

Кто не готовит себя к необыкновенным свершениям, тому никогда не стать великим. Если бы Марк и Еврипида знали, как Диор проводит время перед сном, они бы еще больше гордились им. Он мысленно представляет себя императором Рима. Эта игра ослепительно прекрасна. Она — плод одиночества и мощи рано созревшего ума. В последнее время Диор обдумывал две возможности: или отдать варварам римские провинции, сохранив лишь Италию, или восстановить древний принцип, когда–то хорошо послуживший Риму: «Разделяй и властвуй».

Узел судьбы империи весьма запутан, это тот случай, когда, укрепляя в одном месте, ослабляешь в другом. Уйти из провинций — значит сократить линию обороны, мощно усилить италийский лимес, но отдать плодороднейшие земли — обречь империю на прозябание, что вскоре непременно скажется на обороне. Подобные противоречия разрешаются не логикой, но жизнью. То же с принципом «разделяй и властвуй». Он был применим, когда Рим неизмеримо превосходил варварский мир во всем и могущество его казалось несокрушимым. Тогда наделение варваров римским гражданством несло последним величайшие блага, полезнее и легче было добиться его, нежели воевать с империей. А поскольку преимущество потому и является преимуществом, что им наделяются немногие, то в известном смысле возникало даже соперничество, то есть варвары сами желали, добиваясь благорасположения сильного, быть разделенными.

Лучшие времена империи давно миновали. Она подобна человеку, пораженному старческими недугами. В то время как варварские юные народы полны сил и могут отнять у Рима все, что представляет для них ценность. Но если им незачем добиваться благорасположения Рима, то им теперь выгоднее объединиться, дабы властвовать над Вечным городом, следовательно, о применении древнего принципа не может быть и речи.

Империя давно уже не ведет наступательных войн, а лишь защищается — это свидетельство упадка духа. Величие стоит не дешево. Но пока о нем заботятся, сохраняется тщеславная гордость и желание властвовать над окрестными народами. Говорят, что причиной слабости Рима послужили пресыщенность богатством и порочность граждан. Распущенность отнюдь не способствует укреплению духа. Утрачены даже ясность и лаконичность мыслей. Можно ли восстановить былое величие? Нет и нет!

Диора порой навещают прозрения. Недавно, размышляя над судьбами Вечного города, он вдруг понял, что вечного ничего не бывает. Существование любого государства, равно как и жизнь отдельного человека, имея начало, непременно должно иметь и конец. То, что для человека смерть, для государства — распад. Империя обречена. Нынешняя порочность нравов — следствие ее былого величия. Так стоит ли держаться за римские ценности?

2