Сокровища баронессы фон Шейн

Ударив кулаком по полотну, Павлоградский захотел немедленно вернуться в салон, бросить картину на пол и унизить при всех женщину, чье смазливое личико всегда располагало к себе. Он завернул лже-Гойю и уже собрался выйти из дома, как вдруг снова застонал, бросил картину на пол и, опустившись рядом, отчаянно замолотил кулаками по дорогому ковру. Эта тварь, баронесса, всучивая ему подделку, все хорошо рассчитала. Ни одна живая душа не видела, как он брал картину, как давал ей деньги. А значит, у него нет никаких доказательств ее обмана. Она просто рассмеется ему в лицо, и все гости художественного салона тоже посмеются вместе с ней. И он, он, статский советник Павлоградский, сделается посмешищем города. Нет, он туда не пойдет, об этом не может быть и речи. Лучше подождать, пока мошенница не облапошит еще какую-нибудь важную особу. И только потом, потом… Он зарылся лицом в мягкий ворс ковра и завыл, как раненый зверь.

Глава 36

Санкт-Петербург, 1905

Ольга прикрыла салон довольно быстро, не дожидаясь неприятностей. Она прекрасно понимала: как веревочке ни виться, все равно конец найдется. Женщина предвидела, что советник Павлоградский и еще несколько человек, рангом пониже, которым тоже удалось всучить подделки, причем довольно грубые, не отправятся в полицию. Во-первых, у них не было никаких доказательств, только их слово против ее, во-вторых, большинству посетителей она продала подлинники, и они остались очень довольны. Честная продажа принесла мизерный доход, но он с лихвой компенсировался мошенничеством. Бизнес госпожи фон Шейн продолжал приносить деньги.

Помня о том, что в смутное время лучше всего не держать в доме или в банке купюры, она скупала золото и бриллианты и прятала в шкатулке в тайнике. Муж об этом, разумеется, ничего не знал, не знал он и о том, что каждый вечер женщина запиралась в комнате, чтобы, открыв заветный ларец, полюбоваться бриллиантами. Странно, но они не приносили успокоения, не требовали от нее начать жить честно. Наоборот, перебирая кольца и серьги, она вспоминала тот далекий и злополучный день, когда княгиня Раховская обвинила ее в воровстве, как Мишель почти сразу предал ее, и клялась отомстить всем. Но не всем вообще, конечно, только мужчинам, к которым баронесса испытывала почти звериную ненависть. Она притворялась влюбленной, когда ей это было выгодно, и ни один человек не раскусил актрису, не бежал от нее, все попадались в ловко расставленные сети.