Сокровища баронессы фон Шейн

Девушка положила на тарелку кусок рыбы и немного картофеля и принялась есть, медленно, чинно и аккуратно, отставив мизинец, как учила ее мать. Она заметила, что отец искоса посматривал на нее, ждала, что он что-нибудь спросит, но ювелир молчал. Иногда его худое лицо искажала болезненная гримаса, но он тут же наклонял голову, чтобы родные не заметили его страдания. Мысль о разорении не давала ему покоя, жгла раскаленным железом, и Сегалович не знал, не представлял, как обеспечить родным достойную жизнь. Конечно, если бы Оленька вышла замуж за Раховского, многое бы разрешилось. Сын князя вряд ли позволит голодать семье своей жены.

Марте, сидевшей напротив него, тоже кусок не шел в горло, но она старалась этого не показывать. Оленька же была на удивление спокойна. Вспоминая свое отражение в зеркале, без лести говорившее, словно волшебное зеркало из сказки, что прекрасней ее нет никого на свете, она все больше и больше укреплялась в мысли, что Мишель ее не оставит. Он такой честный, благородный и невероятно красивый! Едва покончив с обедом, девушка вскочила и улыбнулась:

– Папочка, мамочка, извините. Мишель пригласил меня в городской сад.

– На каток? – поинтересовался Марк с набитым ртом. – Сестрица, будь другом, возьми меня с собой.

– Не могу, Марик. – Оля дружески подмигнула брату. – Ты же понимаешь…

– Тили-тили-тесто! – крикнул мальчик и чуть не свалился со стула от смеха.

– Иди, иди, дорогая, – поторопил ее отец. – Катание – это прелесть. Сами когда-то баловались, помнишь? – Он нежно улыбнулся жене, и Марта покраснела.

– Какие вы у меня хорошие! – Счастливая Оленька прижала руки к груди и выпорхнула в коридор. Заскочив в свою комнату, она быстро переоделась, схватила коньки в прихожей и бросилась на свидание с любимым.

Глава 2

Наши дни

Слесарь РЭПа Южноморска, шестидесятилетний Павел Зимин, получивший у местных алкашей прозвище Зяма, в теплый июньский воскресный день приговорив утреннюю порцию горячительного, почувствовал желание излить кому-то душу. Им часто овладевала потребность пообщаться с кем-нибудь, порой даже неважно с кем. Кто попадется под руку – тот и друг, тому он и расскажет, как мерзкая женушка, с которой они не развелись официально, но вместе не жили уже добрый десяток лет, не пускает на порог, чтобы увидеться с внуками, не дает денег, когда он страдает похмельем, и вообще стерва, каких свет не видывал. Потом, щедро полив жену грязью, он переходил к начальству, никогда его не ценившему и постоянно грозившему увольнением. В такие минуты Зяма начинал ораторствовать, клеймить позором всех и вся, обещал уволиться с работы, не дававшей нормальные средства к существованию, но обычно дальше разглагольствований дело не шло. Наутро он отправлялся в РЭП, выслушивал отповедь начальника и, с вожделением думая о запотевшей бутылке, ждавшей его в холодильнике, с неохотой шел по вызовам. По воскресеньям Павел начинал пить с девяти утра, в десять уже был, как говорят, «готовенький» и жаждущий общения.