Сокровища баронессы фон Шейн

Ольга улыбнулась как можно нежнее, подумав, что ее новоиспеченный кавалер очень пылок. И – кто знает? – вдруг, пока она будет водить его за нос, другая завладеет его сердцем и его богатством? Разумеется, уезжать с ним она не собиралась. В ее хорошенькой головке крутились разные мысли. Сейчас юношу нужно было удержать возле себя во что бы то ни стало.

– Дай мне неделю, – попросила женщина, приподнимаясь на локте. – Обещаю, мы будем видеться каждый день. Через неделю я подготовлюсь к нелегкому разговору между мною и мужем. Скажи, ты согласен содержать моих родителей и брата? Это для меня тоже очень важно. Если я брошу Альберта и мы уедем, что же будет с ними?

Александр серьезно посмотрел на нее:

– Неужели ты думаешь, что я позволю твоим родителям влачить жалкое существование? Они уедут с нами и будут купаться в такой же роскоши. – Он сел на кровать и взял ее руку в свои широкие теплые ладони. – Ни о чем не беспокойся.

Ольга улыбнулась через силу и закрыла глаза. Если бы этот бедный мальчик знал, какой дьявольский план зрел в ее хорошенькой головке, он поспешно убежал бы из своего богатого особняка! Но бедняга даже не догадывался, и она, потянувшись, привлекла его к себе.

Глава 21

Ломоносов, наши дни

Юрий Викторович Ткаченко оказался ровесником Потапова, он был даже чем-то на него похож: такие же широкие плечи, спортивная фигура, только волосы были другие: черные как смоль, роскошные, волнистые, почти как у Ротова – таким позавидовала бы любая женщина. Черные густые ресницы обрамляли угольные глаза, и Андрей подумал, что парень мог неплохо заработать на рекламе одежды, но почему-то избрал опасную профессию. Может быть, это его призвание?

Майор представился, мужчины пожали друг другу руки, и, не откладывая в долгий ящик, Потапов объяснил, для чего приехал в Ломоносов. Жгучие глаза Юрия загорелись интересом:

– Значит, ваш Илларионов не дал ей деньги, а ограбил и убил! – воскликнул он, потирая руки.

Андрей покачал головой:

– Не сходится. Илларионова убили чуть раньше.

Юрий задумался и процедил:

– Хорошо, значит, все было по-другому. Преступник хотел узнать, где дневник. А когда она под пытками призналась, что продала его Илларионову, негодяй помчался в Южноморск. Так ведь? Видишь ли, – пояснил он, – наш эксперт обнаружил на ее теле следы от веревок и сделал вывод, что она три дня сидела привязанная к стулу. Веревки сильно врезались в старческую кожу.

Андрей пожал широкими плечами:

– Судя по всему, старушка раскололась, но убийца перестраховался, оставил ее связанной, а сам полетел в Южноморск, где и убил Илларионова и забрал тетрадь, но, вернувшись, не освободил Иванову…

– И продолжил пытать, – вставил Ткаченко. – Эксперт сказал, что следы пыток более свежие, чем следы от веревки.

Потапов вздохнул:

– Как ее пытали?

Ткаченко поморщился, красивое лицо исказила болезненная гримаса:

– Самому страшно вспоминать. Утюг сначала в розетку включил, сволочь, да тот, видно, не совсем исправный был – перегорел, не успев нагреться. Тогда этот гад нож в ход пустил: сначала колол, потом и резать начал. Вскрытие показало, что Иванова умерла от болевого шока.

– Очень жестоко, ты и сам видишь. – Андрей как-то незаметно перешел на «ты», и Юрий не возражал, лишь вздохнул и кивнул: