Сокровища Черного Острова

— Яйцо птеродактиля? — предположил Шоммер. — Из Атлантиды?

— Пальцем в небо, — Робинсон подмигнул бесстрастному Галахеру. — Это Модель Мироздания с Черного Острова.

— Обалдеть, — сказал Шоммер. — Ты меня ради этого яйца пригласил?

— Ага, — ответил Робинсон, положив шарик на стол. — Ты не думай, Френк, что мы тут сбрендили, но это не просто Модель, а говорящая Модель. И весьма строптивая. Любит говорить загадками. Я её называю Мо. Спроси у неё: «Мо, сколько будет дважды два?»

— Мо, сколько будет дважды два? — повторил Шоммер.

— Четыре, дурачок, — миленьким детским голоском прощебетала Модель.

— Почему дурачок? — спросил Шоммер.

— Умные такие вопросы не задают, — ответила Модель. — Умные возьмут арифметику за первый класс и найдут там чего надо.

— В общем, понял, да? — сказал Робинсон. — Но на серьезные вопросы отвечает серьезно. Только ответы с разбегу ни черта не поймешь. Сплошные тайны и символы. Мне кажется, когда Нострадамус писал свои «Центурии», он подключался к нашей Модели. Верно, Мо?

— Возможно, — отозвалась Модель.

— Повтори, пожалуйста, свой ответ, Мо, — попросил Робинсон. — Почему на острове нас не тронули?

Модель помолчала, потом совсем другим голосом, уже не детским, а приятным женским сказала:

— Бабочка не птица. Время длится долго, а пролетает, как миг.

— И что сие значит? — спросил Шоммер.

— Что-то типа этого, — Робинсон подсел к компьютеру, открыл текстовый редактор и прочитал текст на электронном листе:

— Объект классифицирован, как имеющий другие, нетипичные характеристики. Во втором предложении, возможно, иносказательно подразумевается жизнь, отпуск, период созерцания.

— То есть, нас приняли за других, — сказал Шоммер. — А у Цербера был отпуск. Так, что ли?

— Так, — согласился Робинсон. — Я думаю, всё дело в экранирующей сеточке. Цербер не уловил излучений, характерных для сапиенса. Он принял нас за животных. Кроме того, у Цербера был не отпуск, а мертвый час. Поэтому не было фона. Я прав, Мо?

Модель промолчала.

— Разумеется, прав, — самому себе ответил Робинсон и посмотрел на экран монитора. — Вот еще расшифровки. Модель, резвясь, превратилась в ожерелье. Почему «резвясь», по какому поводу «резвясь» — непонятно. Далее: катер каменюгами обстреливал Мамаут. Кто есть Мамаут, не нам знать. Ну и, наконец, самое главное: сокровища меченые. Счастья тому, кто ими обладает, они не принесут.

Он откинулся в кресле и зевнул, пробормотав вслед за этим: «Придет громила Мамаут, рога поотшибает».

Шоммер угнездился на старинном диване рядом с безмолвным Галахером. В зад ему сейчас же, тренькнув, впиявилась твердая пружина. Робинсон сволок в своё логово всё старье от бабушек-дедушек и категорически не хотел с этим расставаться.

— В смысле, нужно сдать всё оптом? — нарушил молчание Галахер. — Тогда потеряем 50 %.

— А эта Мо не врёт? — недоверчиво спросил Шоммер. — Всё-таки, казачок засланный, считай — шпион. Может, её закопать, чтоб не стучала?

— Что скажешь, Мо? — сказал Робинсон. — Может, тебя закопать где-нибудь на свалке? Или в выгребной яме утопить?

В недрах Модели загорелся ядовито-зеленый огонек.

— Попробуй, — проквакала она голосом простуженного гномика и вдруг стремглав унеслась вверх, с легким треском прошив деревянный потолок.

Все посмотрели на потолок, там зияла черная дырка.

Секунды через три, прошив панельную стену, Модель влетела в кабинет и застыла в дюйме над столом — точно в том месте, где находилась ранее.

Эта тварь была почище пули, попробуй догони пулю. Попробуй останови пулю — ладонь прошибет.

Глава 6. Национальный банк

— Было бы нужно, она давно бы вернулась на остров, — сказал Робинсон, осмотрев Модель и не обнаружив на ней, только что поработавшей снарядиком, никаких повреждений. — Ей это не нужно. Мо у нас умница.

В недрах Модели замерцал рубиновый огонек.

— Надоело быть игрушкой, — заявила она. — Здесь интереснее. Здесь друг Роби, друг Пенти. Надоело быть мудрой, хочется побыть тупой и загадочной. Вы не представляете, как приятно наводить тень на плетень.

Редактор на экране вдруг исчез, вместо него возникла и начала набухать малиновая капля с бахромой по краям, потом эта капля лопнула, рассыпавшись на сотни капелек, и капельки эти, весело напевая тонюсенькими голосами, начали водить многоярусные хороводы, выстраивать сложные фигуры, уходить куда-то строем, вновь появляться с бодрой песней.

— Друг Пенти, — сказал Робинсон в совершеннейшем восхищении. — Обратите внимание, господа, она даже не подключилась к Пентиуму. Хотя, чего вам обращать — пеньки-с.

— Ты вот что, умник, — произнес Шоммер. — Чем тут дурака валять со своей любимой Мо, давай-ка лучше думать, куда можно сбыть груду золота. Чтоб в накладе не остаться. Верно, Боб?

— Верно, — согласился Галахер. — Но вещица забавная.

Он кивнул на Модель. Это движение сдвинуло в его голове какой-то переключатель, и он довольно неожиданно для себя изрек ровным голосом:

— Сдать в банк на хранение. Оценить. Если что-то с драгоценностями случится, нам вернут стоимость.

Робинсон посмотрел на него, поморгал в задумчивости, потом сказал: