Сокровища. Две трети успеха

А пани Пекарская так вся и сияла от счастья и удовлетворения, гордости за себя и радости за доброе дело, которое сделала. Правда, она честно признавалась, что идея принадлежит Яночке и Павлику, ей самой мысль подменить кляссеры в голову бы не пришла. Хотя она признает, что операцию осуществила именно она.

— Я так довольна, — говорила женщина в упоении от одержанной победы, — что готова отказаться от остальной части наследства. Даже барометра мне не жалко, пусть им достаётся!

— Пусть! Правильно! — согласилась с ней девочка. — Пусть подавятся! А теперь это надо бы как-то запаковать. Вот только одно непонятно…

— Что именно?

— Да так, ничего. Теперь это уже не важно. Сейчас самое важное — как дедушка обрадуется!

Непонятными были планы Очкарика. Ведь тогда, когда они с Павликом и Хабром дежурили у дома пани Спайеровой, разглядели этого Очкарика очень хорошо, он несколько раз выходил из подъезда и высматривал Зютека. И когда выходил из машины, у него не было в руках никакой сумки, никакой папки или дипломата, куда он мог бы спрятать запасные кляссеры, чтобы обменять их на те, из коллекции. Может, спрятал один под пиджаком? Пли марки принёс на подмену в конвертах? Тогда это заняло бы у него слишком много времени. Как же этот проклятый Очкарик намеревался подменить марки?

Тем временем пани Пекарская завернула драгоценные кляссеры в упаковочную бумагу, перевязала их бечёвкой и с трудом засунула в большую пластиковую сумку, которую было удобно нести. Со своей весьма тяжёлой ношей девочка вышла из дома и направилась к автобусной остановке, чтобы ехать домой, но неразгаданные планы противника до такой степени не давали ей покою, что на остановке, неожиданно для себя, девочка села в автобус, направляющийся не к её дому, а на улицу Бельведерскую, где проживали Збиня и Стефек. Надо немедленно, немедленно сообщить им, какую именно информацию требуется срочно заполучить от Зютека!

* * *

Расставшись с Карой и Каролиной, Стефек, не заходя домой, помчался к Хабровичам. У калитки их дома он столкнулся с возвращающимся со своего задания Павликом. Яночка, как выяснилось, ещё не вернулась.

Оба мальчика были донельзя взволнованы и переполнены впечатлениями — каждый своими, оба жаждали как можно скорее поделиться ими с Яночкой, и оба были огорчены её отсутствием. Впрочем, слово «огорчён» применимо только по отношению к Павлику. Стефек воспринял отсутствие обожаемого существа как огромное несчастье, которое он вряд ли переживёт, если немедленно не поделится своими достижениями хотя бы с братом своего кумира. А возвращения кумира готов ждать хоть всю ночь!

Если Павлик и надеялся, что его приятель, узнав об отсутствии Яночки, удалится и расскажет о своих успехах в другой раз, то его расчёты не оправдались. Приятель принялся делиться своими достижениями с места в карьер.

Возможно, мысли Павлика были заняты только что полученными от пана Левандовского экстраординарными новостями, поэтому до него никак не доходили новости, с которыми заявился приятель. Впрочем, возможно, приятель излагал их немного сумбурно. Поэтому Павлик без церемоний перебил заикающегося от восторга и волнения Стефека.

— Погоди, что-то никак не усеку: или ты заикаешься, или это несколько человек?

Остановленный на полном скаку Стефек не понял:

— Где несколько человек?

— Да у тебя же! Вот ты долдонишь: Кара-Кара-Каролина. Что это значит? Там была Кара-кара? Или ещё Кара и Лина? Или всего одна Каролина? И кто из них лает и кусается, а кто на людей бросается?

— Я же ясно говорю — Каролина! — обиделся приятель.

— На тебя она тоже бросалась? Стефек разозлился:

— Пошевели извилинами, сам не соображаешь? Я же ясно говорю — их две! Дошло?

— Ладно, дошло, их две. Две кого? Девчонки? Одна Каролина, а другая?

Он напрасно придирался к другу. Отсутствие Яночки благотворно сказалось на психическом состоянии мальчика, и он довольно связно изложил во второй раз, с самого начала все, что пережил сегодня в доме Каролины. Но к сожалению, начинать пришлось с недоразумений из-за фамилий: Волицкая, Волинская и Полинская, Павлик опять сразу же запутался в трех панях. К тому же получалось, что одно-единственное окно находилось в квартире сразу трех сотрудниц польского телевидения. Отчаявшись что-либо понять, Павлик покорился своей участи и мрачно слушал, не перебивая.

— Она тоже была в Алжире, — закончил Стефек.

— Которая? — все-таки спросил Павлик.

— Каролина, — ответил Стефек.

— А Кара? — спросил Павлик.

— А Кара не была, — ответил Стефек. — Её у них тогда ещё не было. Кара — овчарка.

— Понял, — ответил Павлик. — А Каролина?

— А Каролина — нет.

— Что нет?

— Каролина не овчарка. Каролина — девчонка.

— А! — сообразил Павлик. — Значит, это Кара лает и кусается. И на людей бросается.

— Наконец-то дошло! — обрадовался Стефек.

— А Каролина что делает?

— Каролина хохочет.

— Все время?

— Ты что? Только когда смешно.

— Ну, тогда порядок, — успокоился Павлик. — Каждый хохочет, когда смешно.