Сокровища горы Монастырь

Оставшись один, он вздохнул облегченно и занялся делами. К Змеевской крепости он подъехал лишь к вечеру. Там творилось что-то невообразимое. Все амбары, склады, заводские постройки и даже «рогатки» были обложены горами хвороста. Из-за «рогаток» слышался веселый людской гомон, смех, песни. Похоже, перед отъездом Анисим закатил для своих людей пир на весь мир.

Караульный давно слез с каланчи и позабыл про нее. Воспользовавшись этим, Тихон подобрался к «рогаткам» вплотную, спрятался в куче хвороста и стал наблюдать в щель между бревнами за происходящими в крепости событиями.

Между амбарами стояли три длинных ряда из столов, ломящихся от изобилия яств и хмельного. За столами вперемешку сидели берггауры, мастеровые, караульные. Приказчики носились между рядами, переменяя блюда, подливая в кружки мед, водку и уговаривая пить и есть гуляющих людей. На вертелах жарились туши молодых бычков, кабанчиков, барашков.

Рядом грызлись из-за костей собаки. Одна из них поставила передние лапы на стол и умиленно глядела на мастеровых, виляя хвостом и ожидая подачки. Самые отчаянные из гуляк стали вылезать из-за столов, залихватски подбрасывали картузы на траву и с гиканьем и свистом пустились в пляс.

Кое-кто уже храпел, уронив голову на стол, кто-то валялся на траве возле скамеек. Таких приказчики Анисима с великим почтением уводили под руки, а то и уносили в амбар. Семен Крашенинников под руку с одним из них отошли к «рогаткам» по малой нужде.

– А зачем этот хворост? – снимая шаровары и неодобрительно покачав головой, пьяно удивился Крашенинников. – Не нравится он мне!

– А ты послушай меня, Семушка, – не сразу отозвался приказной, направляя струю в сторону Тихона. – Завтра мы поделим серебришко с золотишком, и ты отправишься на заводы, а мы в Томск. Правильно я говорю?

– Правильно! – пробормотал Крашенинников. – Я поеду к Марьюшке.

– Умничка! – обрадовался приказной. – А крепость оную мы запалим, и останется от нее один пепел. Зимой его занесет снежок, весной все зарастет травкой… И никто не узнает, чем мы с тобой, Семушка, здесь шесть лет занимались. Ни хозяин твой Акинфий Никитович, ни воевода наш томский, ни губернатор сибирский, ни сама императрица, дай ей Бог здоровья, Елизавета Петровна. Ни-кто! Правильно я говорю?

– Правильно! – одобрил, покачиваясь и едва ворочая языком Семен. – И Иогашки не узнают. Боюсь я их… А Анисим – голова! Он мой друг. Он спас меня… А теперь я спас его – рассказал про Иогашек!

Поддерживая друг друга, приказчики направились к столу. Тут из малого амбара в сопровождении Малюты и двух огромных мужиков вышел барин в алой бархатной накидке, собольей шапке, при шпаге и в сапогах со шпорами. Несколько мастеровых поспешили к нему на нетрезвых ногах, норовя обнять и поцеловать его. Барин не отталкивал их.

– Анисим! – ахнул неизвестно откуда взявшийся Митя. Тихон с опозданием, но успел зажать его рот. Рядом с братом стоял и отец. Никто в общем шуме не услышал крика. Только один похожий на волка пес навострил уши и зарычал. Его шерсть встала дыбом. Но тут перед его мордой шлепнулась кость. За ней метнулась другая собака. Между ними завязалась драка, и пес-волк позабыл про Митю. Тихон показал брату кулак и снова приник к щели между бревнами. Отец с братом пристроились рядом.

Смеркалось… Какое-то время спустя они увидели неспешно подвигающегося за Малютой и охранником между рядами столов Анисима с высоченным, худющим, белым как лунь стариком с горящими глазами. Митя схватился было за ружье, но Тихон снова показал ему кулак и шепнул на ухо: «Забудь! И его не убьешь, и нас всех погубишь. Загрызут собаки… Завтра!»

– Греку Левандиану[20], учителю моему, царь Петр обещал выдавать по два пуда серебра из десятины выплавленных на нашем Нерчинском заводе, – с нажимом говорил выглядевший вполне трезвым суровый старик. – И ты, Анисим Васильевич, не забудь про свое обещание!

– Как договаривались, Прокопий Никифорович, как договаривались! – галантно отвечал Норицын, позвякивая шпорами. – Я от своих слов никогда не отказывался!

– Ну, выпьем за это! – потянул старик купца к столу. – Уважь, Васильевич, не побрезгуй!

– А Семена Крашенинникова в общий амбар спать ложить? – спросил, подскочив к ним, приказчик, справлявший недавно с Семеном малую нужду.

– Да упаси бог! – вроде бы даже оскорбился Анисим. – Семен Степанович – мой друг! Уложи его ночевать в моей спаленке, на моей постельке. А я на полу рядышком примощусь. Брось там кожан какой-нибудь.

– А Василий с Афанасием пожелали заночевать на травке, – доложил ему другой приказчик.

– Упаси бог! – снова не согласился Анисим, вроде бы испугавшись за мастеровых. – Упаси бог! Ведь уже заморозки пошли. По утрам травка белая от инея. Застудятся еще, а я за вас всех перед Богом отвечаю. Налей им еще по кружечке и уложи в амбар.

Тихон с отцом и братом стали подвигаться к ручью, стараясь не наступить ненароком на сук.

– Разорался опять, – укорил Тихон брата. – Как маленький, ей-богу!

Митя виновато молчал – он опять не сумел сдержаться.