– Значит, этот крестьянин – исключение! – Конрад вытянул руку вперед, где из-за поворота дороги показалось приземистое здание постоялого двора.
Лошади радостно заржали и прибавили ходу.
Через полчаса молодой рыцарь и его слуга сидели уже за широким дубовым столом. Конрад после ночных приключений был задумчив и ел немного, но Петер трудился за двоих, запивая красным вином жирную пулярку.
– Эх, нет здесь нашего пива! – проговорил он мечтательно, обгладывая ножку. – Да и сосисок с капустой не готовят… но пулярка хороша, ничего не скажешь!
Между столами двигалась, бренча монистами, пожилая цыганка в пестрой юбке. Заметив Конрада, она сверкнула темными глазами и направилась к нему.
– Молодой господин, позволь, я тебе погадаю! – завела она свою извечную песню.
– Гоните ее, сударь! – всполошился Петер, вытирая руки куском хлеба. – Это антихристово племя только и думает, как бы навредить добрым христианам! Хлебом их не корми, лишь бы причинить нашему брату недоброе! Гоните ее прочь, иначе, попомните мое слово, нас ждут неприятности…
Однако цыганка уже завладела рукой Конрада и разглядывала ее, как монах разглядывает открытую псалтырь.
Вдруг лицо цыганки переменилось.
Она побледнела, подняла на Конрада испуганный взгляд и забормотала:
– Прости меня, добрый господин! Я не знала, кто ты такой, иначе нипочем не осмелилась бы тебя потревожить! Прости меня, господин, и не будь строг к старухе!
– Да что ты такое болтаешь? – удивленно спросил Конрад. – Что такое особенное ты прочла на моей ладони?
Цыганка придвинулась к нему с фамильярным почтением, понизила голос, проговорила:
– Не думай, господин, я никому не разболтаю! Не сомневайся, я твоя верная слуга! Харкам Кумрат!..
– Что? – Конрад почувствовал растущее раздражение, он приподнялся, чтобы прогнать цыганку, но та уже сама пятилась, что-то горячо и страстно говоря на незнакомом ему языке, больше похожем не на человеческий язык, а на воронье карканье, скрип колес, рокот горного камнепада.
Конрад оглянулся, ему было неловко участвовать в такой дикой и бессмысленной сцене.