Русские моряки работали на верфях еще три дня. Только теперь с ними общались в основном уже другие специалисты фирмы, но они каждый день с надеждой спрашивали, когда же с ними снова будет Элиза. Руководители фирмы вежливо отшучивались, но, видимо из-за мужской ревности держали ее на всякий случай подальше, отправив в Турку за «дарконом» для новых парусов. Вернулась она как раз на прощальный неофициальный вечер, который устроили уже русские гости. Веселье было в самом разгаре, когда она вошла в небольшой, отделанный под сельский стиль ресторанчик, русские приветствовали ее громкими криками и тут же потащили к своему столу. Уже под утро, перед тем как расстаться, один из гостей, высокий, черноглазый, с аккуратной шкиперской бородкой и мужественным лицом моряк, подошел к ней, вежливо представился и попросил дать ему ее адрес для писем, чтобы держать прямую связь, как он не очень удачно выразился на ломаном английском. Не подозревая никакого подвоха, она без всякой задней мысли написала несколько торопливых строк на ресторанной салфетке и сунула ее в нагрудный карман его кителя.
Первое письмо от Михаила пришло через восемь дней, и с тех пор они приходили каждые два дня, с регулярностью курьерского поезда. Сначала Элиза удивлялась, потом негодовала, ну а потом так к ним привыкла, что начала на них отвечать, если и не на каждое письмо, то уж на каждое второе точно. Оставаясь, по существу, очень одинокой, она получила возможность в этих письмах и пожаловаться ему на неудачи, и рассказать, как поспорила со старшим менеджером по поводу использования новой английской краски для окраски стеклопластика, и похвастаться, какими вкусными пирожками угощала ее хозяйка квартиры на своем дне рождения. Михаил, в свою очередь, не ограничивался обычными эпистолярными упражнениями. Он присылал вырезки из газет, в которых упоминался или он сам, или команда яхтсменов, в которой он был признанным лидером, фотографии мест, где жил, и даже разработанные им чертежи различных узлов такелажа. Вначале он пытался писать ей на английском, а она – отвечать ему на русском языке. Но потом, по мере их дружеского сближения, письма обоих стали напоминать удивительную мешанину из русских, английских и даже французских слов и выражений. Так прошло полгода. Послания как одного, так и другого корреспондента становились все толще и содержательнее, но однажды письма от него перестали приходить совсем. Для Элизы это было как внезапный удар ножом в спину. Каждый день, возвращаясь с работы, она торопливо подбегала к почтовому ящику и трясущимися от нетерпения пальцами открывала скрипучую крышку, но желанных писем все не было. Промучившись в неизвестности две недели, она уже совсем было решила бросить все и, испросив на работе внеочередной отпуск, вылететь в Клайпеду, где жил ее пропавший адресат, как от него совершенно неожиданно пришло официальное приглашение посетить его во время рождественских каникул. Сердце, как известно, не камень, Элиза не колебалась и секунды. Через неделю она получила въездную визу, а еще через одиннадцать дней он встречал ее самолет в Ленинградском аэропорту. Зимние вакации в России для Элизы пролетели как один нескончаемый праздник. Буквально со слезами на глазах она прощалась с Михаилом через шесть дней в том же аэропорту. Тут он впервые ее поцеловал, и она ответила ему. После ее возвращения в Турку их переписка возобновилась вновь. Правда, в этих письмах они уже затрагивали совсем другие темы.
Короче говоря, их отношения дошли до такой стадии, когда уже становится невмоготу друг без друга, и в марте Элиза вновь приезжает к своему сердечному другу в Клайпеду, где гостит уже две недели. В конце апреля уже Михаил хлопочет о финской визе, и они вместе проводят несколько дней уже в окрестностях Турку, на пустынной в это время года лодочной станции. Далее события несутся галопом, и вот они уже регистрируют свой брак в Хельсинкском магистрате во время третьего приезда Михаила Анатольевича в Финляндию. Элиза оперативно организует ему годовой контракт на своей фирме, руководство которой, в качестве свадебного подарка, предоставляет молодым только что спущенную со стапеля крейсерскую яхту новой серии для «медового круиза» по крупнейшим портам Балтийского моря. Калининград должен был стать их четвертым портом...
Незаметно для себя они обогнули Верхний пруд и вновь оказались у музея.
– Вот и вся моя невеселая история, – с заметным облегчением вздохнула Элиза, складывая не нужный уже зонтик. – Вот как я здесь оказалась. – Она повернулась к Юрию лицом и взглянула ему прямо в глаза:
– Вы ведь не осуждаете меня Юри, правда?
Юрий смутился:
– Ну что Вы, Элиза, разве я могу? А вообще, спасибо Вам за доверие, не каждый может так рассказать о себе первому встречному.
Тут его спутница покраснела и опустила глаза.
– Просто у меня столько накопилось на душе тоски и тумана, что я ходила по улицам, словно сомнамбула, и мечтала поделиться своим горем хоть с кем-нибудь, кто просто мог бы меня выслушать.