Сокровища Кенигсберга

«Вот здорово, – подумал он, останавливаясь, – от Дачной ведь мне идти совсем близко, не то что от Апрелевки». Юра резко отступил в сторону, давая пройти выходящим. И бабушка с корзиной и обе девицы совершенно не заметили этого его маневра, так как спешили на выход. Несколько странно повел себя только мужчина в синем. Увидев, что Юрий, вместо того чтобы пройти в тамбур, отступил в сторону, он тоже замешкался, однако, подпертый сзади внушительных размеров корзиной, вынужден был все же пройти вперед. Отойти в сторону, как и Юра, он уже не мог, так как это однозначно привлекло бы к нему внимание, и поэтому все же вышел вместе со всеми на перрон, но, вместо того чтобы идти, как все остальные, к автобусным остановкам, пятясь, отступил к дверям следующего вагона и, дождавшись, пока машинист объявит об отправлении, прыгнул в него. Поскольку от Апрелевки до Дачной электричка идет всего несколько минут, Юра уже не захотел садиться, а выйдя в тамбур, стал ожидать остановки в нем. Совсем рассвело, и чистое весеннее небо обещало наконец-то теплый денек. Зашипели тормоза, забубнил динамик, электричка замерла. Юрий выскочил из электрички и двинулся по платформе к хвосту поезда. Перейдя железнодорожные пути, он углубился в довольно густой лесной массив, поделенный сразу после войны на дачные участки. Вышедший несколькими секундами позже из следующего вагона мужчина в синей куртке постоял некоторое время на перроне, внимательно разглядывая косо приклеенное на столбе объявление, затем подхватил небольшой фибровый чемоданчик и «скучающей» походкой двинулся вслед за Сорокиным. Юрий Александрович шел по прямой как стрела улице дачного поселка, старательно обходя многочисленные лужи и протоки бурно текущих с участков ручьев. Здесь, в старом и густом еловом массиве, снег залеживался, бывало, и до мая, особенно там, где хозяева дач приезжали поздно и никак не способствовали очистке своих участков от спрессованных за зиму снежных сугробов. Однако так было не везде. Уже подходя к повороту на свою улочку, Юра увидел, что из-за высокого зеленого забора методично вылетают серые снежные комья. Он подошел к двери и громко постучал.

– Это кто же там стучит? – раздался в ответ скрипучий голос его соседа по участку Викентия Борисовича Коршунова.

– Да я это, Викентий Борисович, – крикнул в щель Юрий, – сосед!

– Бог ты мой, соседушка! – воскликнул тот, и через несколько секунд калитка распахнулась.

В.Б. Коршунов был высоким, крепким, хотя и несколько суховатым мужиком, давно похоронившим жену и выдавшим замуж обеих своих дочерей. Основной отрадой в жизни он полагал теперь работу на своем достаточно обширном участке, который он начинал обихаживать и готовить к посадкам обычно уже в марте. Энтузиазму его не было предела, и он проводил в дачном поселке не менее трехсот дней в году. Они крепко пожали друг другу руки.

– Ну как Вы тут без меня, – задал традиционный вопрос Юрий, – не страшновато живется?

– Не страшновато, а скучновато, – так же традиционно отвечал Викентий Борисович. – Ты надолго ли в наши кущи, любезный? – спросил он, настойчиво подталкивая нежданного гостя к входу на террасу своей рубленой дачи. – Пойдем, что ли, «чайковского» на пару хлебнем.

– Да у меня есть с собой термос, – слабо упирался Юрий, – и поел я только что!

Он поздновато вспомнил о рьяном хлебосольстве своего соседа и теперь даже несколько сожалел о том, что зашел к нему.

– Ничего, ничего, Юркин, – не обращая внимания на его слабые возражения, приговаривал Коршунов, буквально впихивая Юрия на ступеньки. – Ты тут посиди чутка, – сказал он, усаживая Юрия на широкую скамейку, стоящую вдоль роскошного дубового стола, – отдохни с дороги, а я сейчас.

С этими словами Викентий Борисович вставил вилку от большого электрического самовара в розетку и, откинув крышку погреба, начал медленно спускаться вниз по крутой и скрипучей лестнице.

Мужчина в синей куртке, хотя и заметил, что Сорокин скрылся за высоким забором, внешне никак на это не отреагировал. Он спокойно прошел мимо этого зеленого забора, не забыв, однако, отметить у себя в памяти номер дома, лишь несколько замедлив для этого шаг, и продолжил свое движение по поселку дальше.

Из подвала, устроенного им под верандой, Коршунов вылез, обремененный тремя банками с разноцветным содержимым.

– Как там самовар мой, не кипит еще? – спросил он у Юрия, когда тот, поддерживая под локоть, помогал ему подняться наверх.

– Уже шумит, – ответил он, с тоской чувствуя, что застревает здесь надолго. Внезапно его осенило. – Дядя Викентий, пока он у нас не разогрелся, схожу-ка я к себе в дом, печку запалю, да и форточку приоткрою для «проветра», а потом вернусь, и мы с Вами посидим часок у самовара, поболтаем, да и чайку попьем.

Викентий Борисович строго взглянул на него из-под выцветших, кустистых бровей:

– Ты там только недолго у себя задерживайся и иди лучше здесь, через заднюю калитку-то, что же тебе круги по поселку наматывать, я ведь там уже заднюю дорожку расчистил!

– Я мигом, – ответил Юрий, – одна нога здесь, другая там.