Сокровища Хана Кучума

Жили в одном селе парень Данила и девушка Анфиса. Ох, и красивая же это была пара! Все завидовали им. Ими же и любовались все.

Неподалеку от этого села находилось большое, заросшее кругом лесами озеро Чаны. И к этому озеру влюблённые ходили встречаться под большой ветвистой берёзой, стоявшей на берегу. В это время из водных зарослей на них с завистью поглядывал водяной – слишком уж ему нравилась юная красавица Анфиса.

Вот уже Данила и высватал свою избранницу, и скоро должна была состояться свадьба, но судьба распорядилась по-своему. Как-то молодые вечерней порой, когда вода, нагретая за день солнцем, была тёплой, как парное молоко, решили искупаться. Ныряли они, баловались и, вдруг девушка ойкнула, и исчезла под водой.

– Пугает, – подумал её суженый и нырнул следом за ней, но нигде свою невесту не обнаружил. Кинулся туда-сюда и, не найдя возлюбленной, прибежал в село со страшной вестью. Целые сутки ныряли все мужчины в это озеро, но даже никаких следов пропавшей девушки не обнаружили.

Сильно закручинился Данила, потеряв свою любовь. Не ест, не пьёт, даже почернел весь от тоски.

– Пропадёт ведь парень с печали-то, – жалостливо переживали за него все женщины и советовали его матери сосватать за него другую девушку.

Была у них в селе тихая, скромная девушка Олеся. Мать Данилы поговорила с ней, и девушка дала согласие.

– Мне он тоже нравится, – опустив смущённо глаза, тихо созналась она, – только вряд ли после Анфисы он полюбит другую девушку.

– Спыток – не убыток, – не отступала мать парня, – добивайся теперь своего счастья сама. Как говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло. Грех, конечно, такое говорить, да ведь потерянного не вернёшь, зато живого потерять можно.

На том и решили судьбу парня.

А Анфису, оказывается, утащил водяной. Она-то вначале в обмороке была, когда её кто-то силой потащил под воду. Придя в себя, девушка вначале не поверила произошедшему и подумала, что видит сон о подводном мире: вокруг неё сновали любопытные рыбы и прочие водяные обитатели. Сама же пленница оказалась опутанная водорослями и лежала на песке возле какого-то огромного валуна.

Когда к ней подплыл водяной, она вначале испугалась: он был огромным и заросшим зеленоватым волосами, которые, словно водоросли, опутывали всё его тело. Вместо ног у него был большой хвост, а пальцы рук соединены перепонками. Мерзость ещё та.

– Не бойся меня, красавица, – водяной только открывал рот, а звук в воде не был слышен, а девушка прекрасно понимала его, как если бы они разговаривали на берегу, – здесь тебя никто не обидит и всё будет так, как захочешь ты. Приказывай, моя повелительница!

– Я к Даниле хочу! – так же беззвучно воскликнула Анфиса. – Я хочу на берег! Домой хочу!

– А вот этого я тебе как раз пообещать-то и не могу, – возразил озёрный увалень, – Чем тебе здесь не нравится? Хочешь, я тебя златом-серебром задарю!?

– Ничего мне не надо, кроме Данилы! – отчаянно вскинулась пленница, но опутавшие её водоросли крепко держали в своих объятиях. В бессилье что-либо сделать, девушка горько заплакала.

– Выброси из головы своего Данилу и думай только обо мне! – сердито буркнул водяной и, вильнув хвостом, уплыл в глубину омута.

А Анфиса осталась опутанной по рукам и ногам водорослями. Прошло какое-то время, и у неё уже ко всему появилось отчуждение и безразличие. Когда же водяной хозяин освободил её от подводных пут, она с удивлением заметила, что ноги её уже срослись и вместо них растёт хвост. Вильнув им, она поплыла. Водяной плыл следом и рассказывал о своём подводном царстве. Так постепенно невольная пленница привыкла к своему положению и сжилась с водяным.

А Данила ещё долго тосковал по своей утерянной подруге и, сидя у озера, частенько плакал, вспоминая вечера, проведённые с любимой. Но время берёт своё, и однажды парень заметил, что с него не сводит глаз их деревенская девушка Олеся. Да и мать что-то слишком уж часто на неё намекает.

В первый вечер их встречи они промолчали, думая каждый о своём. Потом юноша проводил девушку домой, где также молча, и расстались. Но, постепенно привыкнув друг к другу, они стали общаться уже более продолжительное время и вполне доброжелательно. Грусть-тоска вроде бы стала отпускать парня, и он начал отходить душой, смирившись с потерей Анфисы.