Сокровища ханской ставки

– Разумеется, знал, – вскричал тот, не отпуская руку Загорского, словно боялся, что столь ценный собеседник вдруг ускользнет и растворится в теплом степном воздухе. – Больше того скажу, ждали вас, ждали с нетерпением. Я, грешным делом, наябедничал на здешних жандармов. Вы, конечно, скажете: чего еще было ждать от кляузной немецкой душонки? Однако заявляю вам откровенно – все оттого, что они своим розыском категорически не давали мне работать. После моей жалобы стало ясно, что воспоследуют серьезные меры. Я сразу понял, что по мою душу пришлют какую-нибудь важную персону, какое-нибудь тяжелое орудие, выражаясь фигурально, мортиру или даже пушку. И знаете, я как в воду смотрел – отрядили не кого-нибудь, а его превосходительство, действительного статского советника Загорского.

Тут Нестор Васильевич, принужденно улыбнувшись, изъял свою ладонь из цепких рук барона. Тот, однако, продолжал говорить не останавливаясь. Из слов его выходило, что Загорского прислали совершенно верно, потому что только он может разобраться в этом запутанном деле. Конечно, он, барон, и сам мог бы провести розыск и следствие, но занят, ужасно занят раскопками, поверите ли, совершенно нет ни времени, ни сил. Так что лучше пусть его превосходительство устанавливает истину, а уж они все, как один, будут ему помогать.

– Самое главное забыл сказать, – внезапно посерьезнел барон. – Прошу сразу же выключить меня из числа подозреваемых. Все дело в том, что первым пропал мой издольщик. Бедный Саар! Сами понимаете, убить его я никак не мог. Потому что если бы я хотел его убить, то сделал бы это гораздо раньше. Да, и помилуйте, какая выгода была мне убивать моего собственного работника? Что же касается следователя, несчастного Персефонова, то к его исчезновению я касательства не имею, и его подавно не убивал. Но не убивал не потому, что мне это невыгодно, как обычно в таких случаях говорят. Напротив, мне было это очень выгодно, он все время тут крутился и мешал работать. Однако это тот случай, когда соображениями выгоды вполне можно пожертвовать. Я, знаете, ли человек верующий, хоть и лютеранского исповедания. А шестая из заповедей Моисеевых, действительная и для иудеев, и для христиан, гласит: «Не убий!» Вы, скажете, может быть, что этого недостаточно, чтобы отвести от меня подозрения? А я вам на это снова скажу, что я не убивал и, более того, могу вам поклясться в этом, как на духу.

– Поклясться на духу? – удивился Загорский, который в первый раз в жизни слышал, чтобы на исповеди клялись. Впрочем, как уже заявил сам фон Шторн, он был лютеранин, а те, вероятно, способны на самые экстравагантные поступки.

– Именно поклясться, – не моргнув глазом подтвердил барон, – и притом всем, чем хотите. Я прошу прощения, чем у нас обычно клянутся? Пречистой Девой, Христом, может быть родной матерью? Всем этим готов я поклясться и даже памятью любимой бабушки – поскольку невиновен и чист, как стеклышко. Хотите верьте, хотите, нет – но не убивал.

– А кто, в таком случае, убил? – спросил Загорский внезапно.

Барон погрозил ему пальцем.

– О, я вижу, ваше превосходительство, вы уже начали свое расследование! Что ж, прошу.

Он широким жестом показал на людей, которые копошились в раскопе.

– Вот вам, пожалуйста, выбирайте любого из моих работников. Допросите их, сотрите в порошок, делайте с ними, что хотите, но найдите нам настоящего преступника. Кстати, вы владеете эстонским?

Загорский отвечал, что эстонским, к сожалению, он не владеет. Но разве люди барона не говорят по-русски?

– Практически нет, – отвечал барон, – да и с кем им разговаривать по-русски в нашей лифляндской глуши? С коровами? С рыбами? Это простые неграмотные крестьяне, они и между собой говорят редко, не то что вести разговоры на чужом языке.

– Так они еще и неграмотны, – сказал Нестор Васильевич, хмурясь. – Готов поспорить, что они и немецкого языка не знают.

– Как вы угадали? – восхитился фон Шторн и погрозил Загорскому пальцем. – Я вижу, ваша проницательность соответствует вашей славе, от вас ничего не укроется!

Однако действительный статский советник пропустил этот двусмысленный комплимент мимо ушей.

– Как же вы с ними объясняетесь? – проговорил он все так же хмуро.

Фон Шторн только плечами пожал: а зачем, собственно, ему с ними объясняться? Это его слуги, они привыкли без слов угадывать все его желания. Впрочем, сам он отлично знает эстонский язык, таким образом, если его превосходительству угодно, тот вполне может допросить их с дружеской помощью барона.

– Все ваши работники сейчас тут? – полюбопытствовал Загорский, поглядывая в сторону раскопа.

– Все, – кивнул фон Шторн, – все, кроме несчастного погибшего Саара. Их тут четверо, все из семьи Мяги.

Как оказалось, это почтенное семейство служит фон Шторнам уже несколько поколений, и все они ему чрезвычайно преданы. Мяги кристально честны, не увиливают от работы и вообще, случись чего, жизнь готовы за хозяина отдать.