Сокровища Королевского замка

Старая пани Миложенцкая пошевелила бескровными губами. Обвела комнату невидящим взглядом. Глаза ее оживились, когда она взглянула на Стасика, но подошла она не к нему, а к Станиславу.

— Это ты, мальчик… это вы были в Замке вместе с Антеком, когда он гасил пожар? — тихим, каким-то отрешенным голосом спросила бабушка.

— Да, я… И он, Стасик, тоже был. И сегодня. И семнадцатого сентября, когда спасали Замок… Когда Антек… Я тогда познакомился с Антеком…

Пани Миложенцкая снова взглянула на Стасика и теперь не сводила с него глаз. Может быть, он напомнил ей кого-то? Она словно бы не слышала, как Станислав рассказывал о событиях сегодняшнего дня, говорил подробно, рассказывал про себя и про Стасика, словно бы делясь с нею всеми мыслями, надеждами, страхами, свершениями их обоих. Умолк на полуслове, так же неожиданно, как и начал.

— Простите… Я сам не знаю, что говорю. У меня, наверное, температура…

Она не повернула головы, продолжая всматриваться в Стасика. Протянула руку, должно быть желая погладить его, и опустила.

— Панна Дыонизова, — сказала она, — расставьте кресло-кровать. На тахту постелите чистое белье.

Панна Дыонизова в изумлении открыла рот.

Бабушка продолжала:

— Оба останутся здесь. Пан доцент в гостиной. Кшися у Гали.

Она покачнулась, ее словно клонило вниз. Кристина думала, что старая женщина вот-вот упадет, кинулась к ней, но ее опередил Стасик. Пани Миложенцкая, оказывается, всего лишь только нагнулась, хотя и с великим трудом, и достала из-под Антековой тахты ботинки, потом одним движением стащила его висевшую на спинке стула одежду, сгребла все в большой узел, завернула в голубой свитер и сунула в руки Стасика.

— Сейчас будете мыться, — сказала она. — Марцинка нагрела воды для ванны.

И вышла.

Едва за ней закрылась дверь, Стасик бросил на стул врученный ему узел с одеждой.

— Мне пора! — сказал он угрюмо и направился к выходу.

— Стой, сумасшедший! Куда ты? — Станислав сорвался с места, но тут же скорчился от боли: вывих по-прежнему давал о себе знать. — Я бы тоже пошел, но ведь скоро полицейский час!

— Ладно, останусь, — неохотно согласился Стасик. — Но, чур, мне ничего не нужно. Я в порядке.

Панна Дыонизова никак не могла прийти в себя от изумления, у нее все из рук падало. Кшися не знала, как объяснить Стасику, чем был Антек для бабушки, что означает ее дар. Станислав, отупевший от боли, дремал в кресле.

Черноглазый сказал мальчику:

— Ты мог слушать музыку, есть хлеб, можешь надеть и рубашку. Если люди просто, от всего сердца делятся с тобою, то и ты можешь просто, всем сердцем принять…

— А вы кто? — огрызнулся Стасик. — Хозяин этого великолепия?

— Нет. Я здесь гость, как и ты. Два дня назад я был в таком положении, какое тебе и не снилось, и лохмотьям моим ты бы не позавидовал. Кто знает, что ждет меня завтра!

Стасик внимательно пригляделся к его неестественно светлым, пережженным перекисью водорода волосам.

— Вы, наверное, были за стеною?

Черноглазый ничего не ответил.

В эту минуту в прихожую заглянула дородная Марцинка, размахивая мокрой тряпкой.

— Долго мне ждать? Вода стынет! Еще раз прикажешь печку топить?

— Я не бу… — начал было Стасик.

Послышался шлепок, это Марцинка хлопнула Стасика мокрой тряпкой по шее и подтолкнула к дверям. В ее сердитом голосе было столько материнской сердечности, что Стасик больше не упирался.

После ванны, отдраенный, к тому же сменивший костюм и ботинки, Стасик был зол и несчастлив. Но когда он нашел в прихожей свою куртку с солдатскими пуговицами и натянул ее, настроение у него явно улучшилось.

— Это от брата, — гордо сказал он Гале, вышедшей откуда-то из соседних комнат узнать, не надо ли чего.

— И это тоже от брата, — мягко улыбнулась она, гладя голубой свитер, который Стасик повесил на стул.

И вдруг откуда-то из дальних комнат, где то и дело исчезала Галя, на редкость мало уделявшая сегодня внимания своей подружке и пришедшим с нею гостям, снова раздался тот же женский голос:

И не для поля, и не для речки
Над твоим окошком, над твоим крылечком…

И снова донеслась прозрачная, чистая трель.

Кшися выбежала в переднюю. Станислав сорвался с места. Лицо Гали то горело, то снова становилось бледным.

Голос утих. Но Станислав уже знал: это поет Ирэна Ларис, это ее удивительный, вызывавший всеобщее восхищение голос. И еще одно: те же скрипичные тона слышны и в голосе Гали.

В эту минуту послышался чей-то невнятный, почти неразборчивый голос:

— Галинка! Где ты? Иди сюда!

В прихожую вошел высокий мужчина с выправкой военного. Правый рукав его рубашки — пустой, был заколот английской булавкой. На лице множество отметин, а на шее, над воротничком рубашки, — большой свежий шрам.

— Галинка… — начал он хрипло. И умолк, видя, что за ним наблюдают несколько пар глаз.

Но Галя, ни на кого не обращая внимания, прижалась к его груди.

— Папа! Это наши друзья!.. Мне не верится! Это случилось так быстро, это невероятно!..

Когда все разошлись по своим комнатам, Станислав, вытянувшись поудобней в постели, подумал: «Этой ночью у гестапо был бы неплохой улов…»