В эту минуту к тротуару, как раз к тому месту, где стоял беспомощный Стасик, подъехала рикша. В те времена по Варшаве вместо отмененного немцами такси разъезжало немало рикш. Среди этих трехколесных экипажей, приводимых в движение сильными ногами кучера, тоже называвшегося рикшей, встречались и вытертые, обшарпанные драндулеты, встречались и изящные коляски, которыми очень охотно пользовались немцы — военные и чиновники.
Вот такое чудо и остановилось как раз возле Стасика. Удобное сиденье на две персоны, мягкая спинка, обложенные резиной ступени, слегка изогнутые изящные подлокотники, фонари, сигнальный гудок, навес и покрытие от дождя, сейчас опущенное.
В рикше сидела девочка, разодетая, словно кукла. Должно быть, дочка какого-нибудь немецкого сановника, потому что польские дети во время войны так не одевались. Розовая юбка с оборками, широкая, как у балерины, полностью занимала двойное сиденье. На голове у девочки вздрагивал огромный розовый бант, два точно таких же банта трепетали в ее косах. Белые короткие носочки и сандалии дополняли наряд девочки, одетой, быть может, чересчур легко для сентябрьского холодного дня, но, должно быть, такова уж была прихоть избалованной единственной дочки.
Девочка держала в руках большую куклу с золотыми волосами, одетую точь-в-точь как она, с многочисленными бантиками.
— Wie gemütlich![31]
— сказал проходивший мимо немец и, расчувствовавшись, улыбнулся.В ту же минуту девочка в розовом отодвинулась в сторону, подобрала платье, освободив рядом с собой место, и сказала негромко, словно бы обращаясь к своей кукле:
— Садись быстрее!
Стасик, услышав знакомый голос и польскую речь, остолбенел от удивления.
Кукла упала на колени девочки, и из бантов выглянула сердитая физиономия Кшиси.
— Чего смотришь?! Залезай, а то не догоним!
Одним прыжком Стасик вскочил на сиденье.
А когда экипаж двинулся с места, Кристина, вздохнув, сказала:
— Придется мне за это целый месяц по вечерам драить рикшу.
— Где же ты ее раздобыла?
— Это пан Игнац с Беднарской… Мы договорились, и он отказывался от всех рейсов, хотя публика валила к нему самая шикарная, даже с валютой. А мы все время вас ждали… Я знала, что пригожусь…
И они помчались вдогонку за тележкой с книгами.
Рабочие старались тащить тележку помедленнее. Но охранники всячески подгоняли их, и, несмотря на опоздание, тележка уже подъезжала к Крулевской улице, откуда до университетских ворот оставалось метров двести, не больше.
В эту минуту тележке преградил дорогу элегантный экипаж. Рикша не сводил глаз с купола костела визитинок, словно увидел там что-то интересное и теперь хотел обратить на это внимание своих пассажиров.
— Ist da!
— Нет!
— Есть!
В экипаже стояла девочка во всем розовом с большой куклой в руках, которой она что-то показывала, от восторга хлопая при этом в ладоши. Вокруг них тотчас же собралась толпа зевак.
Тянувшие тележку рабочие и сопровождавшие их охранники тоже не могли сдержать любопытства и задрали головы.
— Was? Что случилось?
— Что там било?
— Das Vogel!
— Птица.
— Самолет.
— Голубь.
— Змей.
— Листовка.
Рикша двинулась с места.
Голоса понемногу утихали. Люди расходились, так и не зная толком, было ли там что-нибудь или это им почудилось.
Тележка покатилась дальше к университетским воротам и остановилась возле сторожевых будок. Часовые тотчас же принялись за проверку привезенного груза. Кроме книжек, ничего не было.
Один из охранников, вдруг вспомнив что-то, с подозрением глянул на пустое пространство между двумя стойками книг.
Но рикша уже скрылась за углом Крулевской улицы.
ГЛАВА XXIV
— Ты была на сто двадцать!
— Знаешь, в этих тряпках я чувствую себя ужасно неловко, — сказала Кристина. Она стащила с волос банты. Куклу положила рядом с собой.
— Это Галина кукла? — спросил Стасик.
— Я как будто что-то предчувствовала, когда решила забрать Галинку домой… Иначе я бы не догадалась. А тут платье с оборочками, кукла — вот меня никто и не выкинул из рикши, хотя из магазина Мейнля все время выходила немчура… Приняли за дочку какого-то начальника. Да еще так сладко улыбались… Ну и замерзла я, брр!
Из-за спинки сиденья она вытащила синий, сильно поношенный свитер.
— Вот теперь все нормально, — сказала она, снова сделавшись незаметной и невзрачной.
— Ты была на сто двадцать! — повторил он. — Я тебя сразу и не узнал.
— А теперь узнаешь? И я теперь не на сто двадцать?
— Ты и теперь на сто двадцать! — с жаром заверил Стасик.
— Пан Игнац отвезет нас на Котиковую. Скоро будем на месте.
Стасик одобрительно кивнул.
Тут в разговор включился пан Игнац.
— Вы хорошо завернули сверток?
— Мы, когда выносили его оттуда…
— Не спрашиваю, откуда вы его выносили, я хочу знать, хорошо ли он запакован. Лучше еще раз проверьте и обвяжите веревкой — ребята дали знать, что в районе Маршалковской облава. Может, придется со свертком удирать или бросить его где-нибудь по дороге…
— Не каркайте, пан Игнац, все идет как надо! — молодцевато сказал Стасик.
— Ты уже забыл, как получил по башке, — буркнул пан Игнац и свернул с Крулевской налево, на площадь Малаховского.