Шеф открыл, наконец, футляр, извлек из него предмет, напоминавший крупный велосипедный насос с прикрепленными к нему черными кубиками.
В солнечных лучах тускло блеснул металл оружия. Шеф с благоговением погладил его пока еще холодную шершавую поверхность. Бережно укрепил в расселине между лежавшими над обрывом скалы валунами, чуть наклонил зарешеченный на конце ствол вниз.
Шеф знал: легкое нажатие рычажка и из зарешеченного жерла излучателя низвергнется тропический ливень сверхзаряженных частиц. Со скоростью света, незримые для глаза, ринутся они вниз и тогда расколется, дрогнет земля, в пыль распадутся дома, скалы, машины, вихрь и пламя подымутся над этим местом, через минуту-другую от всего этого людского муравейника в долине останется лишь раскаленный радиоактивный пепел
В мозгу Шефа возникло видение как мгновенно вспыхивают и в пыль распадаются тела, он представил себе, как начнут выть и метаться люди, ища и не находя спасения от настигающей всюду, непонятной и от этого еще более страшной смерти. От этой мысли он громко, сладострастно расхохотался, и его хриплый смех хлопками выстрелов застучал о каменные своды скал…
И вдруг, заглушая этот смех, ударом июньского грома врезался в тишину властный голос:
— Ложись! Руки на голову!
В то же мгновение кто-то тяжелый навалился сверху, чем-то сильно ударил по запястью, отбросил в сторону зарешеченный ствол излучателя.
Собрав все силы, Шеф сбросил навалившуюся сверху тяжесть, поднялся и с расширенными ненавистью зрачками, захлебываясь закипевшей у губ пеной, хрипло рыча и воя, выпятил руки со скрюченными судорогою пальцами и ринулся на стоявшего рядом человека. Кто-то подставил ему ногу, и Шеф, потеряв равновесие, растянулся во весь рост на камнях.
Он хотел тотчас вскочить, но уже несколько человек навалились на него.
Шеф в бессильной ярости впился зубами в землю, не чувствуя боли, не замечая хлынувшей изо рта крови. Он продолжал извиваться, изрыгая хриплые крики, но сопротивление было быстро сломлено, ему накрепко скрутили руки и ноги. Теперь он лежал на спине не в силах шевельнуться. Изо рта, из раскрошенных о камни зубов, сочилась кровь, распухшие губы с трудом шевелились, и только в глазах кипела прежняя ненависть.
Лобов подошел к задержанному, взглянул в глаза и невольно отпрянул назад! Существо с такой кипящей нескрываемой злобой было способно на все.
«…Наконец-то он схвачен. Сколько это сбережет человеческих жизней», — подумал Алексей Петрович, а вслух сказал:
— Товарищ Волин! Дайте ему воды! Потом возьмите четырех автоматчиков и отнесите его в машину. Спускайтесь пологим склоном и будьте внимательны, помните, кого вы охраняете. Он способен на все, вы обязаны доставить его живым.
— Есть! — коротко отчеканил Волин.
— Товарищ Щеглов! Товарищ Бойченко! — приказывал Лобов. — Ведите ваших людей к метеопункту!
И Алексей Петрович первым побежал к обрыву. Метрах в трехстах от метеопункта Лобов и его спутники услыхали донесшийся оттуда выстрел. Лобов тревожно взглянул на шумно дышавшего за его спиной Щеглова, выхватил из кобуры пистолет и ускорил бег.
Когда Лобов и его товарищи достигли метеопункта, их взорам открылась неожиданная картина.
На крыльце лежал Кондор со связанными руками и ногами. Голова его с всклокоченными седыми волосами металась по высокому порогу, сквозь плотно сжатые зубы он цедил отвратительные ругательства. Из дверей подвала доносился громкий голос Стогова. Вбежав туда, Алексей с трудом различил в полутьме стоявшего у стены Булавина с высоко поднятыми вверх руками, против него, направив в грудь академика еще дымившийся после недавнего выстрела пистолет, в самой угрожающей позе застыл профессор Стогов.
До Лобова долетело окончание фразы профессора:
— …а я говорю: ни с места, предатель! Не то всю обойму всажу в грудь!
Профессор Стогов был настолько поглощен новыми, необычными для него обязанностями конвойного, что даже не особенно удивился, узнав Лобова, увидев запыхавшихся от быстрого бега людей, точно он и рассчитывал увидеть именно их, здесь, в эту минуту.
Едва кивнув в ответ на приветствие Лобова, стоя к нему вполоборота, так и не отводя пистолета от груди громко возражавшего академика, Стогов быстро заговорил:
— Алексей Петрович, я задержал предателя, академика Булавина. Он смалодушничал перед врагом и давал советы по уничтожению строящейся у нас термоядерной электростанции. Во имя объективности я должен вам сообщить, что сегодня академик Булавин, который в благодарность за совершенное им предательство пользовался здесь большей, нежели я, свободой, обезоружил и связал вот этого иностранного агента по кличке «Кондор». — Стогов имел в виду лежавшего на крыльце связанного старика, — а затем пришел освободить меня от кандалов, в которых здесь меня держали. Тем не менее, памятуя о его беспримерном для советского ученого предательстве и будучи глубоко возмущен им, я изловчился, нанес ему сзади удар, обезоружил и теперь рад отдать этого презренного труса, которому нет места в рядах советских ученых, в руки правосудия для справедливого возмездия.