Учения по сигналу «Физика-333» должны были начаться после обеда. Макс проведал о них одним из первых — накануне он до поздней ночи печатал приказы и инструкции. Поскольку в учениях был основательно задействован ЛЭВС, Верещагин решил поставить в известность земляка. После развода он заглянул на почту. Юра распределил личный состав по работам, обложился пачками формуляров на радиостанции и вносил фиктивные отметки о проведении технического обслуживания.
— Завтра учебная тревога будет, — Макс старался говорить тихо, чтобы не услышал почтальон в соседней комнате.
— Вот дерьмо, — скривился Юра. Он терпеть не мог, когда его надолго отвлекают от чтения газет и журналов всякими глупыми мероприятиями. — Участвует батальон или все Соединение?
— Только ЛЭВС.
— Макс, ты прикалываешься?
— Когда я над тобой прикалывался?! — Верещагин склонился над столом и зашептал: — Завтра в четырнадцать ноль-ноль тебе на почту позвонит дежурный по части и скажет «Физика триста-тридцать-три». По этому сигналу ты должен будешь собрать радиостанции, катушки, всю фигню свою связистскую и выдвинуться всемером на спортгородок. О, вспомнил, вам еще ОЗК надо будет получить и противогазы.
— Что это за учения такие? — Напуганный количеством носимого барахла Юра заметно поскучнел, однако не утратил врожденного скептицизма.
— Отработка действий при аварии специзделия, — Макс вкратце пересказал содержание документов, в которых, по причине их обилия и позднего часа, сам не очень разобрался. — У них там несколько вариантов этой «Физики». Начиная с пожара в хранилище и заканчивая утечкой радиации. Типа навернули чем-то по боеголовке и повредили корпус или она сама по себе начала разогреваться, а потом либо самовозгорелась, либо нет. Но это не на самом деле, а понарошку.
— Значит, ядерного взрыва ждать нечего? — с разочарованием спросил Юра, и Макс понял, что перед ним сидит законченный панк.
— Нет.
— Жаль.
Повисла пауза. Юра набычился, соображая, поверить другу или нет. За стеной короткими очередями стучал матрос Гальчин, штампуя письма треугольной печатью войсковой почты.
— Ладно, будем довольствоваться радиацией, — пошел на компромисс бешеный замкомвзвода.
— Радиации тоже не будет.
— Что же будет? — недоверчиво спросил Юра.
Макс мысленно усмехнулся. Земляк попался в сети и теперь поверит всему. Посомневается немного и поверит.
— Ничего не будет, просто фиксация, — уведомил будущий гид по стране заблуждений. — Офицеры у себя в сооружении почти все учения проведут, только по одному варианту наружу вылезут, когда по плану надо аварийное специзделие транспортировать. Вытащат пустой контейнер на футбольное поле, а ты должен будешь связь обеспечить.
— А куда тянуть?
— На Пятьдесят первое сооружение.
— Куда?!! Это же… — Юра аж подпрыгнул, а почтальон за стенкой затаился и начал прислушиваться.
— Гальчин, работай! — рявкнул Юра, но уже не мог остановиться и завопил: — Пятьдесят первое — это же кабель на дорогу класть! Караульная машина порвет обязательно, когда смену повезет. От спортгородка в обход части и по кустам маскировать — это почти два километра! Они вообще долбанулись!
— И еще на Тридцатьчетверку и Семь-А, — безжалостно добил осведомленный писарь.
— Вот дерьмо.
Новости, одна другой чудовищнее, сломали психологическую защиту оппонента. Теперь ему можно было залить в уши любую фантазию, и он бы поверил. Это было закономерно и естественно. Если вранье слишком значительно, лох перестает критически оценивать получаемые сведения. Жертва обмана теряет способность осмысливать такой масштаб лжи и принимает ее за чистую монету. У каждого человека эта пороговая величина сугубо индивидуальна. Для Юры, бережно относящегося к вверенному имуществу и привыкшему к спокойной жизни, такой величиной стали два километра кабеля. На этом известии он сломался и далее воспринимал информацию понуро, без бурных эмоций. Он смирился и начал обвыкаться с новым положением. Если бы ему сказали, что учения отменяются, линейно-кабельный взвод все равно был бы готов к часу «Ч» бежать на спортгородок и тянуть связь, куда прикажут.
На следующий день Макс видел, как связисты выскакивают из дверей почты, обвешанные полевыми телефонами и радиостанциями, держа в каждой руке по две катушки кабеля. Возле футбольного поля их ждал контейнер, похожий на средних размеров барокамеру. Предполагалось, что в нем находится аварийная ядерная боеголовка. По приказу начальника связи Соединения Юра развернул коммутатор прямо под боком контейнера, натянув для защиты от излучения ОЗК и противогаз. У самого полковника по случаю учебной тревоги на боку висела противогазная сумка, но до ношения комплекта химзащиты начсвязи не снизошел. Высокое звание и должность надежно берегли его от проникающей радиации. Рядом суетились инженеры из состава технической обслуги, наряженные в серебристые офицерские плащи, но без противогазов. Зато над личным составом ЛЭВС издевались по полной программе. Три пары матросов в полном облачении метнулись разматывать кабель, а бедный замкомвзвода остался возле коммутатора, не имея возможности содрать резиновую маску. На тридцатиградусной жаре Юре было хорошо, и он только похрюкивал мембраной, с ненавистью косясь на пустой контейнер — источник всех его бед.
Когда суета закончилась и офицеры разбрелись по своим прохладным подземельям, движимый любопытством Макс подошел к «бочке». Юра скинул химзащиту и сидел, прислонившись спиной к контейнеру.
— Знаешь, Макс, — задумчиво произнес он. — Судя по докладам, четырнадцать катушек ушло. Это семь километров кабеля. Теперь запаримся его мотать и чистить.
— А говорил, что я прикалываюсь.
— Что ты… Вот они… — Юра мотнул головой в сторону сооружения 34, где обитали хозяева контейнеров. — Вот они прикалываются по-настоящему. Никогда бы не подумал, что бывает такой маразм: учения у инженеров, а гоняют матросов. Нет в жизни ни справедливости, ни истины, ни правды. Сплошное гонево и опускалово! — добавил он с досадой.
Впоследствии Макс узнал, что правда по своим масштабам нередко оказывается гораздо крупнее любой самой беспардонной лжи.