Сокровища Мельк-Тауза

— Эмир сказал святую правду!.. — визгливым голосом нарушила тишину кабана.

Она без вызова поднялась и вышла из своего угла. С серым морщинистым лицом, с горящими ненавистью глазами стояла она пред судьями.

— Я говорила с Мельк-Таузом по поручению эмира. И Мельк-Тауз обещал дать золото для защиты народа своего и прислать золотой синджак на радость и веселье всем. Все это обещал передать чрез шейха Юсуфа. Где обещанное Мельк-Таузом? Не поделил ли нечестивый шейх золото с неверным и не продал ли золотой синджак чужим людям, чтобы лишить милости Мельк-Тауза свой народ? Пусть падет проклятье на голову безумного и нечестивого шейха!.. Отлучите его от веры и избавьте народ наш от заразы!..

Кабана с блещущими от гнева глазами повернулась к молчаливо стоящему пред судьями шейху Юсуфу и плюнула.

Эмир удовлетворенно потер руки и подумал:

— Эта женщина заслуживает подарка!

Шейх Юсуф неподвижно стоял перед судьями и не поднимал головы. Он никого не видел и ничего не замечал. Он слышал только одни слова. Страшные слова. Они, казалось, лились пылающим потоком и жгли его. И не было возможности уклониться от этих слов, избежать причиняемой ими муки.

Молчали судъи. Молчал и шейх Юсуф. Главный шейх растерянно оглядел судей. Они сидели сосредоточившиеся и хмуро думали. Только одно жирное лицо эмира блестело и было полно удовлетворения. И главному шейху почему- то было противно смотреть на это сияющее лицо. Виновность шейха Юсуфа была очевидна, но симпатии главного шейха были все-таки на стороне обвиняемого. Была правда в словах эмира, но за этими словами пряталась и неправда. Нет сделанных шейхом Адэ семи синджаков, но один из пропавших синджаков погиб по вине эмира. Эмир заложил его неверным, когда ему потребовались деньги. Но деньги эмиру нужны были не на дела веры, а на перестройку дома. И если бы в руки эмира попал золотой синджак, то народ никогда не увидел бы этого синджака. Шейх Юсуф совершил большой грех, но обвиняет его такой же грешный человек, и к тому же более злой и жадный.

— Что скажешь ты, шейх Юсуф?.. — спросил после долгого раздумья главный шейх.

— Ничего!.. — хрипло ответил подсудимый.

— Разве можно было допустить до святыни чужого человека?.. — задал вопрос Как.

— Я не считал этого человека чужим!.. — глухо произнес шейх Юсуф.

— Разве он был иезид?.. — торопливо спросил главный шейх.

— Нет, он не был иезидом, но с ним была милость Мельк- Тауза! — ответил шейх Юсуф.

— Откуда это видно?.. — подал голос эмир. И в голосе его слышалась нескрываемая торжествующая ирония.

— Когда курды убили кавала и похитили синджак, этот человек пошел за синджаком.

Шейх Юсуф говорил и чувствовал, что говорит напрасно. Никакие слова и ничто не изменит предназначенной ему участи. Жестким и негибким стал язык, пересохло горло, звуки, выходившие из него, были деревянными, глухими.

— Этот человек пошел и вернул синджак, — продолжал Юсуф: — Если бы с ним не была милость Мельк-Тауза, то он не сделал бы этого. Он бросал в стоянку курдов пылающие звезды. Кто научил его этому? Он прошел чрез Тропинку Испытаний. Кто без милости Мельк-Тауза может пройти чрез нее? Эмир говорит, что Мельк-Тауз разгневался на проводника и скинул его в пропасть. Мельк-Тауз покарал проводника, но он покарал его не за то, что проводник довел чужого человека до святого места. Он покарал его за то, что он оставил этого человека и ушел без него. Проводник повел этого человека не по своей воле, а по моему приказанию. И если тут был грех, то этот грех — мой. И если бы Мельк-Тауз разгневался за оскорбление, за поругание святого места, то гнев его пал бы на мою голову и на голову того человека. Но я не видел немилости Мельк-Тауза, а тот человек был перенесен через горы и спущен на землю на облаке.

Шейх Юсуф неожиданно смолк.

— Он говорит неправду!.. — вскочил с места эмир. — Он хочет оправдать себя. Мельк-Тауз не мог допустить в свое царство не иезида. Его допустил шейх Юсуф. Мельк-Тауз разгневан этим. Мельк-Тауз покарал всех нас. Он разрушил Тропинку Испытаний, и теперь мы не можем подойти к святому месту и взглянуть на него.

— Зачем ты допустил до святого места чужого человека?.. — произнес с укоризной главный шейх.

То возбуждение, в котором находился эмир, и его победное ликование привлекли внимание шейха Юсуфа. Эмир был источником, из которого изливалось зло. Это зло предназначалось для шейха Юсуфа. Он должен был погибнуть в нем. И в душе шейха Юсуфа возник протест и желание борьбы. Прояснился ум, острее стала мысль.