Марианна не знала, что как запасной вариант в Марселе их ждал корвет «Быстрый». По договоренности с капитаном, если в течение недели они не поднимались на борт, «Быстрый» снимался с якоря и шел, наполнив трюмы товаром, пресной водой и провизией своим курсом в порт Малаги.
Сесиль начала приходить в себя.
– Ну, вот и чудно! – Сказал Де Пеньяк, растирая ей ладони. – Теперь главное побыстрее добраться до «Голубки».
Речная сырость и ночной холод начали давать о себе знать, и женщины поплотнее укутались в одеяла и пледы, которые заботливой рукой были припасены в барке. Сесиль Д Мар, по-прежнему была белее белого, а в глазах застыли тревога и досада. Де Пеньяку очень хотелось ее приободрить и успокоить, хотя ситуация и ему представлялась из рук вон негодящей:
– Он будет в Гавре раньше нас! – Жоффруа приобнял Сесиль и дружески похлопал по плечу, – вот увидишь!
Сесиль снова промолчала. Она не находила слов, чтобы оправдать поведение мужа. Мадам Д Мар видела, насколько зол на него сам Де Пеньяк, и как тяжело дается ему эта наигранная беззаботность. Она в ответ кивнула головой и искренне поблагодарила за заботу, уютнее устраиваясь на своем месте, ведь все, что было им необходимо, всегда оказывалось у них под рукой. Страшно подумать, что бы они делали без рассудительного крестного Марианны?!
«В конце концов», – подумала Сесиль, – «надо позаботиться о Марианне, себе и еще нерожденном малыше».
Сколько лет после рождения Марианны у них с Эженом не было детей, и вот только теперь, с началом всей этой кутерьмы, она поняла, что в ней затеплилась новая жизнь. Она не стала говорить пока об этом Эжену, хотя еще немного, и, пожалуй, он обо всем догадается сам, если обратит на нее хоть немного внимания, потому что складки платья уже скоро не смогут скрыть ее округлившийся живот. Кроме того, это никак не изменило бы ситуации. Больше всего она боялась, что может потерять это крохотное существо в каретной тряске до Марселя, но господин случай привел их к водному пути. Видение Марианны, вселило в ее сердце надежду, о том, что все будет хорошо. Маргарита, ее свекровь, еще прошлым летом сказала ей, что у девочки появляется особый дар и что не стоит пока заострять на этом внимание. Жаль, что у Эжена нет этого дара! Сесиль слишком досадовала на него и в то же время была зла на себя. Сколько лет она шла у него на поводу! С другой стороны, повлиять на него было делом крайне сложным, если не сказать почти невозможным. Она тысячу раз говорила, что им не надо жить в Париже. Она полностью поддерживала его друга, Жоффруа Де Пеньяка, семья которого жила в Новой Франции. Часть серебряных рудников принадлежала им, и они прекрасно могли бы жить там и чувствовать себя в большей безопасности. Или хотя бы в Малаге, где прекрасный, в отличие от Парижа, климат. Она отлично ладила со своей свекровью, Маргаритой Д Мар, считая ее своей второй матерью. Ах, если бы все было так, как она думала! Погруженная в свои мысли, Сесиль незаметно задремала. Темные воды Сены несли их в Руан.
Марианна, напротив, долго не могла уснуть. Она повернулась на бок и сделала вид, что спит. Девушка надеялась узнать что-нибудь новое из разговора Жоффруа Де Пеньяка с матросами. Но кроме обычных распоряжений ничего не последовало. А вскоре и он сам, скорее всего, задремал на другом конце барки, потому что разговоры стихли, и стал слышен лишь плеск воды.
Что бы немного успокоится, она попыталась вспомнить события последнего года и попробовать дать самой себе ответы на свои же вопросы, которые пока оставались без вразумительных ответов.
Когда отец в конце февраля приехал к ним в Париж, Марианне начало казаться, что мир обретает новые, свежие краски. Это было приятно, но неожиданно и рано для него – обычно он приезжал в середине апреля – начале мая, чаще всего на Пасху.
Голубое небо, теплые лучи солнца на коже, тающий снег. Ничто не предвещало надвигающейся бури. «До свидания, пансион мадам Буарон!» – весело кричала Марианна, выглядывая из окна кареты. Она еще не знала, что, наверное, детство закончилось, и с отъездом из Парижа жизнь ее изменится теперь уже навсегда.
Чувство безмятежности и счастья, прибывавшие с Марианной в течение первой недели приезда отца, стало постепенно блекнуть. Последовала та самая череда событий, которая привела их на рыбацкую барку, плывущую в Руан. Марианне стало обидно и грустно. Более всего ее тревожила неизвестность. Губы ее вдруг дрогнули, и с ресниц скатилась скупая слеза. Но она быстро взяла себя в руки, и чтобы не расстраиваться, опять предалась воспоминаниям.
Пансион мадам Буарон был заведением для дочерей буржуа и обедневших дворян. Дни в пансионе были похожи один на другой, стоялый воздух пах пудрой и влагой старых, только что вымытых полов.