Сокровища Перу

— Да, он один! — также шепотом с чувством невольно овладевшего им страха повторил брат Луиджи.

Рамиро пошатнулся и, точно дерево, сраженное грозой, повалился на пол подле смертного одра своего друга. Рамиро подняли, но он был без сознания.

XII ОТЕЦ И СЫН. — НА СМЕРТНОМ ОДРЕ. — ПОКАЯННАЯ ИСПОВЕДЬ ГРЕШНИКА. — АЛМАЗЫ ФРАСКУЭЛО. — КОНЧИНА РАМИРО

Наконец-то Концито вздохнул свободно. Дом сеньора Эрнесто, как и большинство домов зажиточных людей, был превращен в лазарет для раненых и пострадавших.

После изгнания неприятеля из города все точно ожили, даже больные не чувствовали того тяжелого, угнетающего чувства, какое обыкновенно испытывают страдающие. Они страдали, но с уверенностью смотрели в будущее, сознавая, что теперь страдают недаром, что их самопожертвование даровало счастье и свободу целой стране.

Ухо Тренте было надлежащим образом перевязано, и доблестный проводник и погонщик мулов чувствовал себя вполне бодро, несмотря на увечье. Рана Обии была несравненно серьезнее и требовала самого тщательного и заботливого ухода, но доктор Шомбург ручался за его жизнь.

У последней пушки был найден и труп героя кузнеца. Очевидно, смерть настигла его неожиданно, так как лицо его сохранило выражение гордого торжества.

Монахи с тихой молитвой хоронили убитых с утра и до поздней ночи, своих и врагов, призывая на всех милосердие Божие.

Много смелых и отважных борцов пролило свою кровь в этот день, много их погибло, положив свою жизнь за счастье и свободу родины и много их еще лежало во всех комнатах обширного дома сеньора Эрнесто. В числе этих страждущих был один, участь которого особенно огорчала и заботила всех наших друзей, а особенно Бенно, — это был Рамиро.

Вынесенный монахами за ограду монастыря, где его ожидали друзья, несчастный Рамиро был принесен в том же состоянии в дом сеньора Эрнесто, где и лежал, не приходя в себя, до прибытия доктора.

Мало-помалу, однако, к нему как будто вернулось сознание, он стал видеть, слышать и понимать, сделал даже попытку приподняться на постели, но старания его оказались тщетными, и он остался нем и недвижим.

— Доктор! Неужели он умрет? — с невыразимым страхом во взгляде и голосе спрашивал Бенно.

Доктор печально пожимал плечами.

— Во всяком случае, ему необходим продолжительный покой, чтобы восстановить силы, хотя бы настолько, чтобы он снова смог двигаться и говорить.

Бенно ни на минуту не отходил от больного.

— Я буду писать письма, так что все равно не буду спать!

— Ну, как хотите, — сказал доктор, — позже я зайду взглянуть на него, а теперь мое присутствие здесь не нужно!

Бенно остался один в комнате больного и сел к столу писать письма. Первым делом, конечно, он написал старику Гармсу; он обещал тому, что будет писать каждую неделю, но прошло уже более восемнадцати месяцев, как Бенно прибыл в Рио, а старик не получил от него ни строчки. Теперь Бенно хотел наверстать все длинным, подробным письмом и известить его о своем скором возвращении.

Больной по-прежнему не шевелился и не отвечал ни на какие вопросы своего молодого друга.

Бенно написал одно письмо и начал уже другое, когда дверь комнаты больного тихонько отворилась и на пороге показался сеньор Эрнесто.

— Я вам не помешаю? — спросил он, обращаясь к Бенно.

— О, нет, нисколько, сеньор, пожалуйста, войдите!

Тот вошел. Бенно придвинул ему стул.

— Вы еще не ложились? — спросил Бенно.

— Да, у меня были дела, а затем здесь был сейчас генерал Мартинец, он посетил наш лазарет и сказал мне, что завтра поутру посылает конный разъезд в Лиму, с которым мы можем отправить свои письма.

— Вы тоже будете писать в Гамбург, сеньор? — спросил Бенно.

— Нет, — сказал хозяин, — во втором письме в Гамбург теперь уже нет надобности, мой юный друг, а вы, вероятно, уже извещаете старого Гармса о своем скором возвращении, не так ли?

— Да, это письмо к Гармсу! Дай Бог, чтобы оно дошло к нему, старик уже, вероятно, считает меня умершим!

— А это второе письмо вы пишете, конечно, вашему дяде?

Яркая краска залила на мгновение лицо мальчика.

— Нет, сеньор, — сказал он, — дядюшке своему я не намерен писать, я собирался написать только несколько строк моей старой бабушке. Что с вами, сеньор? Не позвать ли доктора?! — вдруг встревожился Бенно, видя страшную перемену, происшедшую в этот момент в лице его собеседника. Но тот движением руки дал ему понять, что не следует беспокоиться.

— Это пройдет, — сказал сеньор Эрнесто, немного погодя. — Но скажите мне, Бенно, неужели вы действительно сказали, что хотите писать вашей бабушке? Не ослышался ли я? Или вы называете так из дружбы какую-нибудь знакомую вам с детства старушку? Ведь ваши дед и бабушка давно умерли, если я не ошибаюсь?

— Нет, бабушка моя жива, это мать моего отца, о ней-то я и говорил сейчас!

— И зовут ее Маргарита Цургейден, урожденная Фолькерс? Но возможно ли это? Возможно ли, чтобы она была жива?

Как бы предчувствуя нечто необычное, Бенно взглянул во взволнованное лицо своего собеседника.