Сокровища Перу

— Теперь довольно, — прервал себя сенатор, задыхаясь, — теперь тебе кое-что известно о твоем отце, — иди же и рассуди хорошенько, кто прав: я или те люди, что отзываются о твоем отце с уважением и любовью!.. Иди!

Бедный мальчик едва расслышал последние слова дяди: в голове у него шумело, вся комната ходила ходуном; в глазах мелькали красные круги.

— Бабушка! Бабушка! Дорогая, неужели же это правда?! — с рыданием в голосе вырвалось у него.

— Правда, дитя мое, он ранил меня, но пока я жива, я никогда не поверю, чтобы сын мой поднял на меня руку умышленно! Нет, это была просто нелепая случайность!

— Кому же предназначался этот удар? — чуть внятно пролепетал мальчик побелевшими губами.

— Его собственной матери, как я тебе сказал! — со злобным ударением повторил сенатор.

— Это неправда, Иоханнес, неправда! Ах, Боже! — старушка пошатнулась, лишившись чувств, и, наверное, рухнула бы на пол, если бы Бенно не удержал ее в своих объятиях. Как перышко, донес он ее на руках до дивана и с тревожной заботливостью подложил ей подушку под голову.

— Ведь она не умерла, дядя? Смотри, какая она бледная…

Сенатор молча дернул звонок. На зов явилась служанка, которой он приказал помочь своей госпоже, после чего снова начал допрос Бенно. Мальчик подтвердил все, что говорил раньше.

— В таком случае ты узнаешь мое решение касательно тебя после, а пока не смей ни на шаг отлучаться из дома, даже в гимназию! Слышишь? — объявил дядюшка.

У Бенно даже сердце упало при последних словах дяди.

— Дядя! Неужели ты хочешь взять меня из класса?

— Нам не о чем больше говорить с тобой! Иди!

Мальчик молча вышел из комнаты и на цыпочках вернулся к себе. Тысячи разных вопросов вертелись у него в голове. Он сидел у окна, подперев голову рукой, и думы, одна другой мучительнее, не давали ему покоя.

Настало время ужина, но его не позвали к общему столу, а прислали ужин сюда. После ужина сенатор вышел куда-то из дома, — все затихло, точно вымерло кругом. В одиннадцатом часу вернулся Цургейден, Гармс запер за ним боковую входную дверь, и затем все опять стихло.

У Бенно стучало в висках, голова шла кругом. Он лег в кровать, но не мог заснуть. Вдруг он почувствовал, что дверь его комнаты бесшумно отворилась, и знакомый голос спросил:

— Ты еще не спишь, Бенно?

Мальчик протянул вперед руку.

— Ах, как хорошо, что ты пришел, Гармс! — и мальчик глухо зарыдал.

Старик дал ему выплакаться и, присев у его постели, тихонько гладил его рукой по плечу, а когда он затих, сказал:

— Ну, если ты еще не очень хочешь спать, то мы с тобой часочек поболтаем!

— Да, да, расскажи мне про отца!

— После, после, сперва ты расскажи мне, что там было с этими цирковыми наездниками…

— Как ты узнал об этом, Гармс?

— Видишь ли, Бенно, часто и стены имеют уши, а у нашей служанки Маргариты особенно тонкий слух! Что же, господин сенатор очень рассвирепел?

— Ах, Гармс, мне пришлось слышать такие ужасные вещи, не относительно себя, но…

— Да, да, знаю!

— Гармс, разве ты уже был тогда здесь, в доме? Все это было при тебе? Да?

— Да, да, только не торопись, я расскажу тебе все по порядку Мы с твоим отцом и господином сенатором мальчиками вместе играли. Мой отец служил у твоего деда, и твою бабушку я помню еще молодой женщиной. Она послала меня к тебе и приказала рассказать тебе все, как было. Сама она еще очень слаба после вчерашнего. Я обещал ей, что расскажу тебе все по порядку.

— Ну говори же, говори!

— Не спеши! Видишь ли, твоя бабушка всегда особенно любила своего младшего сына, Теодора, твоего отца, во всем ему потакала и покрывала все его необдуманные поступки и проделки. Он в детстве был болезненным ребенком, и потому бедная женщина особенно привязалась к нему. Впрочем, это был умный, добрый и приветливый человек, но с одним недостатком, который и погубил его: он страстно любил карты и проигрывал огромные суммы!

— Ради Бога, Гармс, не утаивай ничего от меня!

— Нет, нет, будь спокоен! Итак, старший из братьев, Иоханнес, работал не покладая рук и не разгибая спины для того, чтобы, после нашествия французов, разграбивших весь наш город и пошатнувших нашу торговлю, поддержать фирму Цургейден и не допустить ее до разорения. А младший в это время не думал ни о чем: ни о своем торговом деле, ни о поступлении в университет, о чем мечтала его мать, ни о выборе для себя какой-либо деятельности. Старший обдумывал каждый свой шаг, каждое свое движение, младший же всегда действовал по велению сердца, ничего не взвешивая и не обдумывая. Отношения между братьями всегда были натянутыми и скорее недружелюбными, а однажды настолько обострились, что от слов они перешли к действиям: господин Иоханнес схватил тяжелые каминные щипцы и замахнулся ими над головой брата, последний же, увернувшись от удара, схватил лежавший на столе нож и стал им обороняться.

— Скажи, Гармс, ты сам все это видел, да? — спросил мальчик, с трудом переводя дух от волнения.