Сокровища поднебесной

Во всяком случае, все остальные в комнате — истцы, свидетели и адвокаты сардара — выглядели еще менее привлекательными. Они принадлежали к разным народам, тут были мьен, индусы, несколько местных жителей Ава, возможно, даже представители высших классов мьяма, — однако это едва ли были лучшие их экземпляры — обычный набор бездельников, которые поджидают в засаде добычу, намереваясь поживиться за счет моряков. Таких полно на приморских улицах любого портового города. И снова я испытал жалость к малодушному царю, который сбежал: беднягу низвергли с трона прямо в компанию этого сброда. Но я опять-таки не собирался предвзято судить о деле из-за того, что находил всех его участников на редкость непривлекательными.

Я знал один из местных законов: свидетельские показания женщины ценились здесь гораздо ниже показаний мужчины. Поэтому я знаком велел мужчинам говорить первыми, и когда один из этих уродов сделал шаг вперед и начал давать показания, Юссун стал мне переводить:

— Мой господин судья, дело было так. Недавно умерший царь поставил себя на кон, я рискнул принять его ставку, кости упали в мою пользу. Я выиграл раба, но потом он надул меня с выигрышем…

— Достаточно, — сказал я. — Мы разбираемся здесь только в событиях, которые имели место в игорном зале. Пусть говорит другой мужчина, который следующим играл с царем.

Еще больший урод сделал шаг вперед.

— Мой господин судья, царь сказал, что у него осталось последнее имущество, которое он может предложить, — та самая женщина, что сейчас находится здесь. Я принял эту ставку, и кости выпали в мою пользу. И тут был выдвинут чрезвычайно глупый довод…

— Подожди, так мы запутаемся, — перебил его я. — Давайте продолжим излагать события по порядку. Полагаю, госпожа Тофаа Девата, что следующей в зале появились вы?

Женщина тяжело шагнула вперед. Она оказалась совершенно босая и с грязными коленками, словно была не королевских кровей, а обычной обитательницей побережья. Когда госпожа Тофаа начала говорить, Юссун наклонился ко мне и пробормотал:

— Марко, простите меня, но я не владею ни одним из индийских языков.

— Не имеет значения, — ответил я. — Я понимаю этот язык. — Так оно и было, потому что женщина говорила вовсе не на индийском языке, а на торговом фарси.

Она сказала:

— Это точно, я сама появилась в зале, и…

Я перебил ее:

— Давайте будем соблюдать протокол. Прошу вас обращаться ко мне как к господину судье.

Госпоже Тофаа явно не понравилось, что ее прервал какой-то бледнокожий и незнатный ференгхи. Однако она ограничилась тем, что величественно шмыгнула носом и начала снова:

— Я появилась в зале, господин судья, и спросила игроков: «Правда ли, что, прежде чем мой дорогой господин супруг поставил меня на кон, он сначала поставил себя и проиграл?» Потому что, если он действительно сделал это, понимаете, господин судья, тогда он сам уже был рабом, а по закону рабы не могут владеть имуществом. Следовательно, я не принадлежала ему, и он не имел права рисковать мной в игре, и точно так же я не принадлежу выигравшему, и…

Я снова остановил ее, поинтересовавшись:

— А как так вышло, что вы говорите на фарси, моя госпожа?

— Я происхожу из знатного бенгальского рода, мой господин, — ответила она, выпрямившись и глядя на меня так, словно я выразил сомнение по этому поводу. — Я родилась в знатной купеческой семье брахманов. Разумеется, будучи госпожой, я никогда не унижалась до обучения, как конторский служащий — чтению и письму. Но я говорю на торговом фарси, а также, не считая моего родного бенгальского, и на многих основных языках Великой Индии — хинди, тамильском, телугу…

— Благодарю вас, госпожа Тофаа. Давайте продолжим.

После того как я столько времени провел в далеких восточных провинциях ханства, я уже почти позабыл, что в остальном мире преобладал торговый фарси. Однако, очевидно, большинство присутствующих, поскольку они имели дело с моряками и сами торговали за морем, также знали этот язык. Потому что несколько человек тут же заговорили, повысив голоса от возмущения. Суть того, что они хотели сказать, сводилась к следующему:

— Эта женщина придирается к мелочам и увиливает. Законное право мужа поставить на кон в азартной игре любую из своих жен, точно так же как он волен продать ее, подарить кому-либо или же вовсе развестись с ней.

Однако вторая половина присутствующих так же громко возражала:

— Нет! Женщина говорит правду. Муж проиграл себя, а следовательно, и все свои супружеские права. В этот момент он сам был рабом и незаконно поставил на кон имущество, которым не владел.