Сокровища поднебесной

Это оказался Али-Баба, и мне тут же стало стыдно за свою радость: нашел время скакать и резвиться, когда мой товарищ потерял все и чуть жив от горя. Однако могло быть и хуже. Я бы почувствовал еще большую вину, если бы Али вошел, когда я обнимал Ху Шенг. Я шагнул к нему, крепко схватил за руку и втянул его в комнату, бормоча одновременно слова приветствия, соболезнования и дружеского участия. Выглядел он ужасно: глаза покраснели от слез; огромный нос, казалось, обвис больше, чем обычно. Али судорожно сжимал руки, но это не помогало, и они продолжали дрожать.

— Марко, — произнес он дрожащим голосом. — Я только что побывал у придворного похоронных дел мастера, собираясь в последний раз взглянуть на мою дорогую Мар-Джану. Но он сказал, что среди тех, кого он должен проводить в мир иной, такого человека нет!

Я должен был это предвидеть и уберечь Али от тягостного путаного объяснения. Я знал, что казненные преступники не поступали к похоронных дел мастеру, Ласкатель сам хоронил их без всякого таинства или церемонии. Но я ничего не сказал другу об этом, только произнес, успокаивая его:

— Без сомнения, произошла какая-то путаница, вызванная суматохой из-за возвращения двора из Шанду.

— Путаница, — пробормотал Али, — я вообще ничего не понимаю и запутываюсь все больше и больше.

— Предоставь это мне, приятель. Я все сделаю как надо. Кстати, в тот момент, когда ты пришел, я как раз и думал об этом. Я уже начал многочисленные приготовления, относящиеся к нашему делу.

— Но подожди, Марко. Ты обещал, что расскажешь мне… все о том, как и почему она умерла….

— Я расскажу, Али. Как только выполню одно поручение. Это срочно, но не займет много времени. Ты бы отдохнул пока здесь, а я попрошу моих дам уделить тебе внимание. — Служанкам я сказал: — Приготовьте для него горячую ванну, натрите моего друга бальзамом. Принесите еды и питья. Любого питья и столько, сколько он попросит. — Я бросился было к двери, но тут кое о чем вспомнил и приказал самым суровым образом: — Не пускайте никого в эти покои, пока я не вернусь.

Я шел, почти бежал, направляясь к военному министру, художнику Чао, и по счастливому стечению обстоятельств он не был в то утро занят ни войной, ни своим искусством. Я начал с того, что выразил ему соболезнования в связи со смертью жены, сказав:

— Мне так жаль, что ваша супруга погибла.

— Почему? — спросил он безжизненно. — Вы были среди табуна ее жеребцов?

— Нет. Я просто соблюдаю правила хорошего тона.

— Тогда я должен поблагодарить вас. Хотя полагаю, что она не заслужила вашего сочувствия. Но я так понимаю, что вы пришли с визитом не только для этого.

— Нет, — снова сказал я. — У меня есть щекотливое дело, и если вы предпочтете сделать вид, что ничего не понимаете, я последую вашему примеру. Вы в курсе того, что госпожа Чао умерла не случайно? Что все это было подстроено главным министром Ахмедом?

— Тогда я должен сказать ему спасибо. Это гораздо больше того, что он когда-либо делал для меня. А у вас есть хоть малейшее представление, почему он проявил к нам такой внезапный интерес, решив навести порядок в моей супружеской жизни?

— Это его совершенно не интересовало, господин Чао. Он действовал исключительно в своих интересах. — И я рассказал ему, как Ахмед воспользовался официальной печатью госпожи Чао, чтобы устранить Мар-Джану, а также о событиях, предшествовавших этому и случившихся позже. Я не упомянул о своем дядюшке, но в заключение сказал: — Ахмед пригрозил также опубликовать некие рисунки, сделанные вами. Думаю, вам это может не понравиться.

— Да, это поставит меня в неловкое положение, — пробормотал министр все еще вялым голосом, но его пронзительный взгляд сказал мне, что он знает, о каких рисунках идет речь, и догадывается, что семейство Поло они тоже поставят в неловкое положение. — Я так понимаю, вы хотите положить конец головокружительной карьере wali Ахмеда?

— Да, и полагаю, я знаю, как это сделать. Мне пришло в голову, что если Ахмед смог воспользоваться чьей-то чужой печатью с подписью в своих целях, то и я могу сделать нечто подобное. Так случилось, что в моем распоряжении оказалась печать другого придворного.

Я вручил ему камешек. Не было нужды говорить, чья это печать, потому что художник был способен сам прочесть на ней имя.

— Пао Ней Хо. Недавно низложенный министр малых рас. — Он взглянул на меня и ухмыльнулся. — Вы представляете себе, что я о вас думаю?

— Министр Пао мертв. Никто толком не знает, с какой целью этот человек оказался при дворе и правда ли, что он вынашивал замысел свергнуть Хубилая. Но если бы вдруг обнаружили письмо или записку с его подписью, свидетельствующие о каких-нибудь низких намерениях — скажем, сговор Пао против хана с главным министром — ну, покойник ведь не сможет отречься от этого, а вот Ахмеду придется попытаться сие опровергнуть.

Чао восхищенно воскликнул:

— Клянусь своими прародителями, Поло, вы выказываете определенные таланты, свойственные правителям!