Сокровища Посейдона

– Пища пище рознь, – непонятно к чему высказался Фридрих. – От нашей кормежки они могут протянуть ножки, ха-ха! – Кугель откинулся на спинку кресла и зловеще засмеялся, хотя лицо продолжало внешне оставаться безмятежным и привлекательным.

«Вот тебе и добряк Кугель! – поразился Отто, уставившись на своего штурмана. – Ишь как заговорил, когда перед носом отчетливо выросла кучка золота! Гораздо большее нетерпение проявляет в этом деле, чем я мог предположить. У меня и то временами пробуждается ненужная, может быть, жалость и всякие угрызения совести. А Фридрих настроен весьма решительно! Ну что же, так даже лучше, в нужную минуту рука у него не дрогнет, если дело дойдет до кровавой схватки…»

– Майкл, ну что там Мельбурн? – громко спросил Кугель у боцмана, который остановился около ходовой рубки и не решался без приглашения подойти к беседующим господам. И негромким голосом для сенатора добавил, что несчастный Кельтман, наверное, охрип от крика.

Горилла Майкл быстро вынул сигарету из зубов, ответил:

– Ищет в эфире, а надо искать в море!

Отто покосился на боцмана, но не стал уточнять, кого именно надо искать в море, их или Штегмана с компанией?

К полудню Майкл доложил, что Мельбурн перестал вызывать обе яхты по рации, а это значило, что Вольфганг Кельтман получил радиограмму с «Адмирала Нельсона» о катастрофе с его судами. Раздосадованный Майкл кулаком грохнул по немому передатчику – много ли теперь толку в этих железках и проводках, если он, боцман, не может сообщить хозяину, что «Изабелла» не взлетела на воздух, хотя и была на волоске от такой же жуткой участи.

– Теперь остается только ловить музыку и веселиться вместе с далекими артисточками! – пожаловался Майкл, когда, немного вздремнув после обеда, сенатор заглянул в ходовую рубку и для контроля посмотрел на компас. Кривоносый Клаус, негромко напевая веселую песенку про красавчика Вилли, который так нравится бременским девочкам, поклонился сенатору так многозначительно и таинственно, что Дункель невольно насторожился, не показывая, правда, вид, что принял это поведение рулевого к сведению.

«Клянусь священными водами Стикса, этот парень, как мне все больше кажется, не так прост и себе на уме! И минувшей ночью он выглядел довольно спокойно, не суетился и не ломал пальцы в истерике, как Горилла Майкл, который возится у шпиля… Обязательно надо будет приглядеться к нему повнимательнее. Все-таки свой человек, немец, не русский, с его извечной ненавистью к нам, и не нигер Джим, который ходит за боцманом, словно дрессированный пес… Неужели Клаус что-то подозревает? А может, видел какие наши приготовления против “Виктории” и смекнул?»

– Какая у яхты скорость, Клаус? – уточнил Отто, чтобы завязать разговор. – Не слишком ли мы спешим?

Клаус глянул на датчик механического лага, ответил, что скорость на эту минуту четыре и три десятых узла.

– Маловато, господин сенатор… Так можно и опоздать, не правда ли? – Его фраза прозвучала с непонятной интонацией в концовке – то ли он сам боялся куда-то опоздать, то ли спрашивал у Дункеля, не боится ли тот сам куда-то прийти позже срока?

– А куда ты спешишь, почтенный Клаус? – усмехнулся Отто, подталкивая рулевого на продолжение разговора. «Давай, дружище, раскрывай раковину своей души, хотелось бы туда заглянуть поглубже», – подумал Дункель, присаживаясь на складной стульчик у нактоуза. – Или дома какие важные и неотложные дела ждут?

– Да нет там никаких важных дел… Важные дела надо вести с приличным капиталом на счете, а у битого боксера не может быть такого состояния. Вот если бы чудо какое свершилось… – И рулевой умолк, как бы давая возможность сенатору самому догадаться, что бы он, Клаус, сделал, произойди это чудо и на самом деле.

– Как знать, Клаус, как знать! – тоже полунамеком ответил Отто и сделал широкий жест руками, насколько позволяла тесноватая рубка яхты. – Мир велик и что в нем порою творится, даже Господу не всегда известно. Жди и надейся, может, и придет к тебе если не чудо, то удача в виде того самого приличного состояния, о котором ты так упорно мечтаешь.

– Чтобы поймать свою удачу, господин сенатор, я готов не только ждать, как вы советуете, но и действовать! – Последнее слово Клаус проговорил в растяжку, с глубоким намеком, но почти шепотом, потому как осмотрев внимательно шпиль, к рубке направился сумрачный боцман.