Сокровища Рейха

– Здоровье отца ухудшалось, развивалась слепота. Он стал нервным, всего боялся… буквально всего. Я приходила с работы, и мы вместе ужинали или ехали в парк Палермо погреться на вечернем солнышке. Болтали о том о сем, иногда я читала ему. В тот вечер, после ухода вашего брата, отец был встревожен до крайности, не мог заснуть, руки тряслись. Все пил коньяк и что-то бормотал об американце, который заходил к нему… – Она нервничала, вертела на пальцах кольца. – Я поинтересовалась, чем он так обеспокоен, и он ответил, что этот человек задал ему множество вопросов о прошлом… о Пероне, о нацистах, об Альфреде Котмане. – Она прикрыла глаза, с трудом произнеся последние слова.

– Почему это должно было так его взволновать?

– В свое время отец был советником Перона, одним из нескольких интеллигентов, которым тот доверял. Отец – экономист, к тому же немец, и Перон прислушивался к его словам. Он развалил экономику страны, а отец по крайней мере мог подсказать ему, в чем его просчеты. Они с Пероном были очень близкими друзьями. Ходили слухи… – Она помолчала, повернулась, внимательно поглядела мне в лицо. – Ходили слухи, будто отец спал с Эвой Перон, поскольку сам Перон… не мог ее удовлетворить. Не знаю, так оно или нет, это не имеет значения. Дело в том, что мой отец хорошо знал всех его сподвижников, и то, что какой-то незнакомый американец стал вдруг поднимать старое из мрака прошлого, испугало его. После падения Перона отцу было нелегко. Нашлись люди, которые хотели помешать ему по праву занять университетский пост. Помог Альфред Котман. Но с годами отец становился все слабее и все грустнее. Он вообще был очень печальным человеком…

По щекам ее побежали слезы. Она извинилась и вышла. Послышалось журчание воды из крана. Когда Мария вернулась, я стоял у окна, приподняв гардину. На улице вновь проглянуло солнце.

– Если хотите продолжить разговор, давайте уйдем отсюда. Все здесь напоминает о нем. Я ни о чем не могу думать, кроме него. – Она взглянула на заваленный бумагами стол. – Я не в состоянии сейчас заниматься всем этим. Лучше поедем в парк.

…Она вела свой дорогой небесно-голубого цвета «мерседес» с откидным верхом. Очевидно, какие бы невзгоды ни обрушились на голову профессора Долдорфа, бедность не была одной из них. Мария довольно лихо лавировала в плотном потоке машин в часы пик после окончания рабочего дня.

Зеленый, омытый дождем парк Палермо вплотную подступал к серым застекленным небоскребам Буэнос-Айреса, высившимся в дымке над верхушками деревьев. Дорога была Марии хорошо знакома: именно сюда она возила своего отца. Мы сели за столик, заказали джин с тоником, стали наблюдать за игрой в гольф. Шары под ударами игроков взлетали, описывая дугу, шлепались на зеленую площадку вокруг лунки. Парк скорее напоминал загородный клуб, и тем не менее мы сидели в самом центре огромного города. Здесь было уединенно и тихо. Наконец она произнесла:

– Моего отца убили.

– Простите, не понял?

– Вы сказали, что кто-то убил вашего брата, – проговорила она ровным, монотонным голосом, продолжая следить за игроками. – Моего отца тоже. Три дня назад… Кто-то пришел к нему в дом, вытащил его прямо в халате на лестничную площадку, размозжил голову и сбросил его вниз в пролет на цементные ступеньки. Его обнаружил привратник. Руки отца были связаны за спиной поясом от его же халата. Он умер в больнице, не приходя в сознание. – Она закурила сигарету из черной с золотым тиснением пачки. – Кто-то разделался так со старым человеком, совсем немощным и почти слепым. И невероятно печальным.

С зеленого поля донеслись сдержанные крики восторга – кому-то удалось загнать шар в лунку с большого расстояния. Мария взяла в рот дольку лимона и начала сосать.

– Будьте любезны, инспектора Року из уголовного розыска.

Послышалось несколько щелчков, потом наступило молчание, после чего ответил вкрадчивый, слегка шепелявый голос.

– Говорит Джон Купер, – сказал я.

– А-а, мистер Купер…

– Я виделся с дочерью Ганса Долдорфа, Рока. Мне не удалось встретиться с профессором, потому что позавчера кто-то выволок его из собственной квартиры, избил до полусмерти и сбросил с лестницы. Он умер, не приходя в сознание. Сегодня состоялись похороны.

После длинной паузы Рока проговорил:

– Ясно.

– Сейчас вы начнете уверять меня, будто ничего не знали. Послали меня беседовать с трупом по чистой случайности. Не так ли? – Во мне закипало бешенство, как в ту ночь, когда я застрелил того верзилу: больше не оставалось терпения.

– Ну зачем же так, мистер Купер? Вы просто расстроены. Уверяю вас, я действительно ничего не знал о несчастье с профессором Долдорфом. Я выясню это. Вы свободны сегодня вечером?

– Да, конечно, – ответил я. – Абсолютно свободен.

– На крыше «Плазы» есть сад. Встретимся там через два часа. В девять…

Солнце еще не село, но тени уже удлинились, ложась на тщательно подстриженную траву. Вдалеке, высоко на крыше, в лучах заходящего солнца ослепительно сверкала эмблема фирмы «Мерседес-Бенц», отбрасывая мерцающие золотистые отблески на окна зданий. Внизу под нами кипела ночная жизнь.