Сокровища Рейха

– Нет, не шучу, – ответил Бреннер.

– Да-а, – медленно произнес я. – Да, я вижу, что вы не шутите.

– В Вашингтоне решили направить вашего отца для установления связи с группировками внутри Германии, с этими способными, талантливыми людьми, которых мы считали сочувствующими. Ваш отец был нацистом, да, но им всегда руководили из Вашингтона и Лондона… иначе говоря, правительство Соединенных Штатов и правительство Соединенного Королевства, через своих высокопоставленных лиц, получавших совершенно секретные сведения от тех деятелей, которые отдавали себе отчет в том, что Гитлер – бездарный параноик, который превратно использует в общем-то действенную систему. Для этих лиц, Джон, цель войны заключалась в том, чтобы избавить мир от Гитлера и его своры, как, впрочем, и для всех других… э-э… рационально мыслящих людей во всем мире. – Он улыбнулся, как бы утешая меня, и налил нам еще по чашке чаю. – Но не в уничтожении самого движения, улавливаешь разницу? Ядро должно было оставаться сильным, активным. Существовала главная задача: бороться против общего врага – России. Но вначале следовало использовать ее – нашего наиболее опасного противника – для уничтожения менее опасного врага. Не смотри на меня так удивленно, Джон. Поразмысли над этим. – Он подлил в свой чай сливок, аккуратно размешал сахар, стараясь не стучать ложкой по стенкам чашки. – Мы знали, что, каким бы плохим Гитлер ни был, это не самое страшное зло. Коммунистическая Россия – вот проклятие, чума, не имеющая себе равной в истории человечества. Понимаешь ли, – сказал он, дуя на чай, чтобы не обжечь рот, – положение было несколько затруднительным: прежде всего предстояло остановить Гитлера, так как именно он в тот период руководил движением, которое мы по праву считали своим. Потом, после устранения Гитлера, у нас было бы достаточно времени заняться Россией.

– Артур, – взмолился я, – поясните мне, вы-то тут при чем?

– Я тоже нацист, Джон. Но я не предатель. Надеюсь, ты веришь, что я никогда не предал бы свою родину? – Он натянуто улыбнулся, сощурил глаза.

– Нет, конечно нет, – сказал я. – Я не ставлю под сомнение вашу верность родине… Я просто не знаю, что и думать… – Я действительно ничего не понимал. – Что значит – вы нацист? – За окном на кончике сосульки собралась шарообразная капля, она увеличивалась, наливалась тяжестью, но висела, как бы пренебрегая законом тяготения. – Вы же работали в правительственном аппарате, все время сидели в Вашингтоне.

– То-то и оно, – сказал он. – Теперь ты улавливаешь связь, Джон? Две стороны моей жизни никогда не находились в противоречии. Вашингтон и нацистское движение – это одно и то же, Джон. Именно это я и пытаюсь втолковать тебе. – Он увидел выражение моего лица. – Я не жду, что ты сразу все это воспримешь. Но со временем, Джон, ты поймешь… На протяжении всей войны я поддерживал контакт с нашими людьми в Европе, вернее, они со мной. Либо через Белый дом, либо через Пентагон, иногда через вашего деда, но между нами всегда существовала тесная связь. Не кто иной, как я, Джон, организовал переброску наших людей на Восточное побережье на гигантских подводных лодках. Я протащил наших агентов на ключевые посты в наше правительство, в правительства Канады, стран Центральной и Южной Америки. Повсюду у нас были свои люди. Мы определяли, кому бежать из Германии, кому войти в послевоенное правительство в Германии и в некоторых других странах Европы, кому сесть на скамью подсудимых в Нюрнберге. Понятно, мы хотели сохранить далеко не всех из них, нам не нужны были чудовища, то есть настоящие военные преступники. Таких мы либо отдавали на растерзание в Нюрнберг, либо скармливали Симону Визенталю, а позже – полковнику Стейнзу. Нам важно было уберечь толковых людей, перебросить их в безопасные места. Единственным человеком, кого не удалось вывезти, был по-настоящему нужный нам Альберт Шпеер. Мы не сумели вовремя с ним связаться, а после того, как русские засадили его в Шпандау, выручить его оттуда уже не представлялось возможным.

– Во всяком случае, – продолжал он, сопроводив слова жестом огромной бледной руки, – мы успешно использовали немецких административных работников и сотрудников специальных разведывательных служб. Самый выдающийся из них – Гелен, и он был нужен Аллену Даллесу просто позарез, особенно в первые послевоенные годы, когда мы знали о работе коммунистического механизма так мало, а он – так много. Были и другие… Мы не смогли бы сдержать коммунистов без наших немецких друзей.

Он вышел долить чайник, а я сидел в растерянности, глядя в окно. Все ли я понял из того, что он тут говорил? Система создавалась постепенно, одно звено за другим, и к настоящему моменту сложность заключалась в том, что она уже действовала. Я представления не имел, как она работает сейчас и как работала раньше. Пока я не знал об этом, все было очень просто, во всяком случае, казалось довольно простым. Но нет, простым ничего никогда не было.