Сокровища Сьерра-Мадре

Едва успев сказать это, он сразу понял, что еще час назад ни за что не произнес бы таких слов — ему и в голову не приходила мысль о проклятье золота.

Куртин не испытал подобной перемены воззрений. Может быть, только потому, что сомнения не посетили его столь неожиданно, как Доббса.

Это внутреннее переживание, эта минута в жизни Доббса провела невидимую черту между двумя мужчинами, хотя они этого и не осознавали. Это была та линия, которая разделяла их мир чувств. И отныне каждый из них преследовал в жизни иную цель. Начало складываться и различное предопределение их судеб.

— Проклятье золота? — возразил Куртин. — Не вижу. В чем оно, это проклятье? С тем же правом можно говорить и о счастье, благословении. Все зависит лишь от того, в чьих оно руках. Проклятье или счастье зависят от черт характера человека, обладающего золотом. Дай негодяю в руки камни-голыши или высохшую губку, он и их использует для какой-нибудь подлости.

— Алчность — единственная черта характера, которую золото развивает в своем хозяине.

Доббса удивило высказанное им самим суждение. Оно показалось ему чужим. Но он внушил себе, что произнес эти слова только из чувства противоречия Куртину.

— Весь вопрос сводится к одному, — начал Куртин. — Любит ли обладатель золото само по себе или же как средство достижения каких-то целей. В армии есть офицеры, для которых важнее, чтобы амуниция была начищена, чем чтобы она была в целости и сохранности. В самом золоте никто не нуждается. Если я смогу убедить кого-то, будто у меня полно золота, я добьюсь того же, как если бы оно у меня было. Ведь не столько золото изменяет людей, сколько власть, которую они с помощью золота обретают, — вот почему люди так возбуждаются, едва завидев золото или даже услышав о нем.

Доббс откинулся на спинку скамейки, на которой они оба сидели. Запрокинув голову, он заметил на крыше дома на противоположной стороне улицы двух рабочих, протягивавших провод. Они держались на скате крыши до того неуверенно, что в любой момент запросто могли свалиться вниз. «За четыре песо или четыре пятьдесят в день, — подумал Доббс, — они постоянно рискуют сломать себе шею или переломать кости; на буровых почти то же самое, разве что есть надежда заработать побольше».

И еще он подумал о том, что такую жизнь, как у этих рабочих, иначе, как собачьей, не назовешь. Продолжая эту мысль, спросил:

— А стал бы ты предавать друзей, чтобы самому завладеть всем золотом, как попытались эти трое?

— Сейчас я этого сказать не могу, — ответил Куртин. — Я не верю, что найдется хоть один человек, который точно знает, как бы он поступил, если бы ему выпал случай завладеть одному всем золотом, объегорив остальных. Почти каждый поступил бы иначе, чем воображает, если бы на его долю действительно выпало бы много золота или он увидел возможность завладеть им с помощью одного мановения руки.

Доббс все еще не отводил глаз от рабочих на крыше. И хотя он никакого зла им не желал, он втайне надеялся, что один из них упадет с крыши — это внесло бы хоть какое-то оживление в однотонную жизнь.

Но никто из рабочих так и не упал; и тут до него дошло, что сидит он крайне неудобно и что у него заломило в плечах. Снова уселся на скамейке прямо и закурил.

Глядя на дымок сигареты, он сказал:

— А я сделал бы, как Тилтон. Это дело верное, и после этого незачем ни вкалывать до седьмого пота, ни шляться с бурчащим от голода желудком. Меня устроила бы малая толика — я тут же отправился бы восвояси. А другие пусть колошматят друг друга.

Куртин не находил ответа. Они эту тему уже исчерпали, подходя к ней то так, то эдак, и перевели разговор на другие рельсы, заговорили о чем-то второстепенном, лишь бы говорить, а не сидеть с дурацким видом.

Но после полудня, когда они возвращались после купания с реки и всю дорогу костерили судьбу за то, что им приходится тащиться по этой длинной пыльной авениде, лишь бы сэкономить по пятнадцать сентаво на трамвай, снова всплыла тема золота. Вечно полуголодные, с вечной жаждой выпить стаканчик ледяной воды, вечно плохо выспавшиеся на жестких и неудобных нарах — а мысль о золоте работала в них неотступно. В самом-то деле они думали о том, как бы изменить свою теперешнюю жизнь. Изменить ее способны только деньги. А деньги — это же ближайшие родственники золота. Итак, мысль о золоте звучала в них все более и более отчетливо, пока не заглушила остальные мысли. В конце концов они пришли к выводу, что только золото, целая гора золота, способна вырвать их из тисков теперешней жизни, когда, если и не голодаешь, все равно досыта не ешь. Сейчас они в стране, сказочно богатой золотом. Эго сверкающее золото стояло у них перед глазами, даже когда они их закрывали, потому что солнце бессердечно слепило их на белых пыльных площадях города.