Сокровища Сьерра-Мадре

Вождь сказал, что у него есть ферма и много скота. Однако же это не деньги, ответил дон Мануэль, а ему нужны деньги, много денег. И тогда вождь пообещал, что, если тот дарует сыну зрение, он сделает врача самым богатым человеком в Новой Испании. И как же он себе это мыслит, владея какой-то фермой, полюбопытствовал дон Мануэль. «Мне известна богатая золотом и серебром шахта, — сказал вождь. — И когда мой сын сможет видеть, я покажу вам ее». И они заключили соглашение, по которому дон Мануэль имел право снова лишить ребенка зрения, если окажется, что шахта не существует или принадлежит уже кому-то другому.

Дон Мануэль взялся за дело и целых два месяца лечил мальчика, запустив остальных пациентов, в том числе и больного тайного советника вице-короля. И через два месяца у мальчика было зрение орла, и дон Мануэль объяснил вождю, что это навсегда. Он не обманул.

Радость вождя не знала границ, его благодарность исходила от чистого сердца. «Теперь я докажу тебе, дон Мануэль, что не обманул тебя, — ответил он, когда врач напомнил о вознаграждении. — Шахта принадлежала моей семье. Когда пришли испанцы, мой предок засыпал ее, потому что не желал появления испанцев в наших местах — мы ненавидели испанцев и знали, что белые любят золото и серебро больше, чем сына господня. Но нас предали; пришли испанцы и, пытая предка и его жену, вырвали у них языки. И хотя рот переполнился кровью, а от боли можно было лишиться ума, предок только рассмеялся испанцам в лицо, и шахта им не досталась. И еще мой предок начертал на песке несколько знаков, их смысл его сын передал своему сыну, и так далее, пока он не дошел до меня: если какой-то человек окажет тебе, или твоей семье, или твоему роду услугу, которую не пожелал оказать ни наш украшенный перьями бог, ни нимбоносящий бог белого народа, — отдай сокровища этому человеку, пусть владеет ими. Ты, дон Мануэль, оказал мне, моей семье и моему роду ту самую услугу, в которой, несмотря на все мои старания, молитвы и жертвоприношения богу белого человека, мне было отказано, вот почему шахта отныне принадлежит тебе. Я укажу тебе путь, по которому ты пойдешь через три месяца. Но не говори никому о том, что тебе стало известно, — и ты станешь самым богатым человеком в Новой Испании».

Индейцам известно ненамного больше шахт, чем нам, продолжал Говард свой рассказ. — Когда-то они точно знали все прикрытые шахты, которые их предки засыпали после завоевания Мексики испанцами в отместку за причиненное им зло. Но индейцы не остались жить в тех местах, где жили предки во время нашествия испанцев. Тысячами сгоняли их испанцы в другие районы, другие после восстаний и ожесточенных боев изгонялись в горы и леса, третьих свели в могилу эпидемии оспы и других болезней, занесенных сюда белыми людьми, семьи вождей погибали или вырезались, не успев передать своих знаний младшему поколению. Поэтому все реже случалось, чтобы индеец помнил местонахождение шахты.

После того, как дон Мануэль завершил дела в Мехико, он со своей женой Марией отправился в долгий и утомительный путь в Гуакаль. Разыскал там вождя, и его приняли с таким теплом, с каким и родного брата не встречают.

«По дороге я думал о том, — сказал дон Мануэль гостеприимному хозяину, — что ты довольно странный человек. Почему ты сам не разрабатываешь эту шахту, Агила? Тогда тебе было бы достаточно заплатить мне сто тысяч золотых гульденов, и я выполнил бы твою просьбу».

«Мне не нужно золото, и серебра мне тоже не нужно. У меня есть пища, у меня есть красивая и добрая жена и любимый сын, красивый и крепкий. Что мне в золоте? Земля благословенна, трижды благословенна, плоды ее благословенны, трижды благословенны, стада скота благословенны. А в золоте нет ни благодати, ни благословения. И в серебре нет благословения. Разве вы, белые испанцы, обрели благодать? Из-за золота вы убиваете друг друга. Из-за золота вы ненавидите друг друга. Вся ваша жизнь изуродована жаждой обрести золото. Мы никогда не позволяли золоту стать нашим господином, никогда не были его рабами. Мы знали, что золото красиво, поэтом} делали себе из него кольца и другие украшения и украшали себя, наших жен и наших богов тем, что на вид красиво. Но в деньги мы золото не превратили. Мы смогли смотреть на него и любоваться, но съесть-то его нельзя. Наш народ, как и народы из долины, никогда не ссорился и не воевал из-за золота. Мы много сражались за землю, за реки и озера, за города, за соль, за стада скота. Но за золото или серебро? Да, смотреть на них приятно. Но если я проголодался, оно меня не насытит, — значит, и толка в нем мало».

Тут дон Мануэль расхохотался и сказал:

«Нет, Агила, я золото есть не стану, можешь мне поверить!»

Вождь тоже рассмеялся и ответил:

«Охотно верю тебе. Я могу поступить кому-то в услужение из-за земли, но за золото я никому служить не стану. Ты не понимаешь, о чем я говорю, и я не понимаю, о чем говоришь ты. У тебя другое сердце. Но все равно — я твой друг!»