Сокровища Сьерра-Мадре

— Последние недели мне эта мысль тоже покоя не дает, — сказал старик. — Возвращение будет трудным. Это, пожалуй, самый трудный этап. Тут и бандиты, и всякие неожиданные несчастные случаи в пути, и полиция, любопытствующая узнать, что это мы везем. Обнаружит она желтый песок, вот и выйдет, что мы либо украли его, либо намыли сами, но без лицензии и уплаты налогов. Да мало ли что может случиться! Пораскиньте-ка мозгами, как нам похитрее упаковать и провезти в город наш товар.

Доббс с Куртином выслушали его молча, потом наморщили лбы, словно напряженно размышляя о чем-то, и даже застонали, потому что думать они не привыкли, думать — это потяжелее самой изнурительной работы в шахте; потом, тяжело вздохнув, поднялись и пошли разбрасывать кучи вырытой земли.

Ближе к вечеру все опоры и крепежный лес были сложены в кучу и подожжены. На другой день предстояло прикрыть место пожарища слоем земли, потом посадить здесь кусты и молодые деревца, которые они выкопали в других местах, положить в некоторых местах площадки пласты дерна. И старик заметил как бы между прочим:

— Может статься, кому-то из нас не удастся доставить свое добро в город, или он прошикует его за неделю-другую, либо еще какая неприятность выйдет. Тогда он сможет вернуться сюда и еще попотеть, на приличный заработок он может рассчитывать всегда. Это еще одна причина, по которой надо по возможности замести за собой все следы. Чтобы никому другому и в голову не пришло копаться тут.

Когда они пошабашили, площадка и впрямь выглядела так, что, появись здесь случайный путник, он, особо не присматриваясь, никогда не догадался бы, что тут мыли золото. Дотлевали лишь остатки крепежного леса. А завтра исчезнут и последние воспоминания о нем.

К обеду Лакод к костру не приходил. И только вечером, вернувшись, как всегда, окольным путем в лагерь, они увидели его сидящим перед огнем и ворошащим угли.

— Ну как, нашел свою золотую шахту? — спросил Доббс, подходя к костру с котелком воды.

— Пока что нет, — ответил Лакод, — но я никогда не был к этому так близок, как сегодня.

— Смотри, не упускай удачу! — рассмеялся Куртин, держа в руках сковородку.

Лакод поставил на огонь котелок с собственным рисом.

— Кофе можешь не кипятить, — добродушно проговорил Говард, — поделимся с тобой нашим. Самого кофе подсыпать не станем, только воды подольем, ведь ее нам теперь беречь незачем.

— Спасибо! — коротко отозвался Лакод.

Они помылись, потом поели и присели к костру. Говард, Доббс и Куртин чувствовали себя как фабричные рабочие в субботний вечер. Они знали, что завтра утром им предстоит час приятной работы по озеленению площадки лагеря, потом еще более приятное дело — уложить вещи, и под конец им останется выполнить задачу совсем простую: подготовить караван к походу. Мысль о том, что вскоре им придется расстаться после того, что они почти целый год трудились и страдали вместе, вместе вынесли неслыханные лишения, сплотила их как никогда прежде.

Лакод исключался из этого братства, поскольку был не в состоянии так проникнуться их чувствами, так понять их, как это могли сделать они, прожившие бок о бок столько времени. Они не могли скрыть друг от друга своих тревог и мыслей. Никому из троицы не удалось бы провести двух остальных.

Сами того не замечая, они изобрели и своеобразную форму общения, в которой непосвященный не разобрался бы.

Например, соорудили они черпачное колесо. Оно приводилось в действие с помощью простейшего стоячего ворота. Осел тянул его, и вода сливалась в канаву, из которой падала на сковороды для промывки песка. И так как обслуживать эту систему было делом сравнительно легким, его поручили Говарду. Поначалу ему кричали: «Говард, мы готовы, сливай воду!» Это длинное предложение сократилось в конце концов до одного словечка: «Слив!» Слово это стало для них обозначением воды вообще. И даже когда говорили о воде для кофе, говорили только: «Слив на о», что означало: «Воду на огонь поставили?» Лопату по неизвестной им самим причине переименовали в «кат», лом в «шейк», динамитный патрон — в «Мэри».

Говарда никогда не звали по имени, а только «О» либо «Олб» — от «олд бой», что равнозначно «старику» или «старине». Куртин превратился в «Ку», а Доббса почему-то прозвали «Памп». Ни сам он, ни Говард с Куртином не сумели бы объяснить, как это вышло.

И так тройка могла проговорить минут десять. И Лакод не понял бы ни слова.

— Насчет ухода отсюда, — Говард вернулся к мысли, прерванной во время короткого разговора в полдень, — да, уйти — это всегда чертовски трудное дело. Уйти-то мы уйдем, и даже довольно далеко отсюда удалимся. Но когда нам покажется, будто мы уже в полной безопасности, до банковских счетов будет еще очень далеко. Вам когда-нибудь доводилось слышать историю о донье Катарине Марии де Родригес? Наверняка нет.