Сокровища Шахерезады

Нападавшие пустили в ход мощные гранатомёты, и грохот взрывов превратил оазис в ад. Золотая груда оказалась в эпицентре схватки. За пять минут на Пфаффера свалилось ещё двое подстреленных, закрыв ему обзор; теперь он мог видеть лишь самый краешек бледно-синего ночного неба. Но то, что творилось даже на этом краешке, заставляло его цепенеть и ждать смерти каждую минуту. С мемуарами Керкийона, оказывается, познакомились не две хрономобильные банды, и даже не пять! Судя по битве, разыгравшейся в небе, сюда, в это злосчастное восьмое августа 1786 года, слетелись все банды, орудующие на машинах времени!

Напичканные оружием летательные аппараты выплёвывали гроздья торпед и испускали мощные боевые лучи, которые били по аппаратам противника или перехватывали и уничтожали торпеды, направленные против них самих. Подбитые машины дымились, иные взрывались, и обломки разлетались далеко по оазису, сея смерть среди дравшихся на земле.

Каждая вновь прибывающая банда обращала свои бластеры и гранатомёты в первую очередь против тех, кто находился возле золотой груды, и оттого трупов тут было особенно много. К груде со всех сторон ползли раненые, которым, может быть, и жить-то оставалось считанные минуты. В порыве ненасытной алчности они из последних сил тянулись к золоту, отталкивали друг друга, вырывали друг у друга золотые монеты и драгоценности. Даже перед лицом смерти их жадность заглушала все остальные человеческие чувства.

Тело Пфаффера затекло, мучительно ныла придавленная трупами нога, гудела шея, трещали кости. Отвратительная слизь, сочившаяся из желудка Кречмера, норовила набиться в рот. Выплёвывая её, Пфаффер задыхался и хрипел, пытался хоть немного высвободиться, но его усилия привели лишь к тому, что труп Кречмера сместился, и вместо распоротого желудка в лицо Пфафферу уткнулась посиневшая физиономия бандита…

Пфаффер потерял сознание.

Сколько времени он так пролежал — он не знал. Очнуться его заставил оглушительный рёв полицейских сирен. Район побоища окружило несколько больших сигарообразных хрономобилей Полиции Времени. Под действием невидимого парализующего излучения всё вокруг застыло. Оцепенели бандиты, дравшиеся на земле. Замерли в воздухе бандитские аппараты. Их двигатели заглохли. Нельзя было не то что "нырнуть" в другое время, но даже сдвинуться с места.

Часть полицейских машин снизилась, другие начали подлетать к бандитским хрономобилям и захватывать их в гравитационные сети, заставляя лететь за собой. Блюстители порядка в специальных шлемах, защищавших от излучения, подходили к парализованным гангстерам и защёлкивали на их запястьях наручники. Когда в наручниках оказались все уцелевшие бандиты, излучение выключили, и полицейские принялись поднимать ошарашенных братков с земли, обыскивать их и отводить к хрономобилям-фургонам с зарешёченными иллюминаторами. Тех, кто нуждался в медицинской помощи — а таких было немало, — укладывали на носилки и относили к "сигаре" с красным крестом на корпусе.

К рассвету все оставшиеся в живых бандиты были посажены в полицейские машины. Осталось убрать трупы и привести территорию в первоначальный вид, чем блюстители порядка и занялись: согласно закону о перемещениях в "заграничное" прошлое, на месте посадки должны быть уничтожены все следы, которые позволили бы туземцам догадаться о том, кто здесь побывал.

Пфаффер воспрянул духом. Он не погибнет в пасти динозавра и не останется навсегда в дикой пустыне восемнадцатого века. Он вернётся в своё доброе комфортабельное время, к Софи и книгам, и постарается забыть события этой ночи как кошмарный сон. Конечно, предстоят неприятности, конфискуют хрономобиль, наложат штраф. Но всё это пустяки в сравнении с опасностью, которой он избежал.

Внезапно в его голове словно провернулась какая-то шестерёнка. Он вспомнил, что перед ним золото. Он лежит на груде древних, а, стало быть, фантастически дорогих драгоценностей и золотых монет! Он может щупать их подбородком, губами, чуть ли не глотать их…

К нему постепенно приближались полицейские санитары, переносившие трупы. Ещё четверть часа — и они оторвут его от этой изумительной груды, которая так и не досталась ему…

Да, глотать! Это единственное, что ему остаётся!

Пфаффер ухватил зубами конец золотой цепочки и, давясь, принялся затягивать её в горло. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, они затекли и онемели, но челюсти ещё в состоянии были двигаться. И он заработал ими изо всех сил. Глотать, скорее глотать, работать челюстями и горлом, переправляя раритеты в желудок. Когда он окажется в своём времени, он найдёт, как извлечь их оттуда. Медицина в двадцать третьем веке всё-таки кое-чего достигла. Проглоченные вещи извлекут без вспарывания живота, Пфаффер знал об этом из рассказов одного знакомого хирурга. Правда, по словам того же хирурга, самые неприятные ощущения испытывают пациенты именно во время вытягивания проглоченного предмета через задний проход…