Сокровища святых

как лаковый слой защищает произведение искусства. Рассудительность можно сравнить отчасти с тем, что называется здравым смыслом, но только отчасти. Здравый смысл бывает и природным даром, он может касаться только житейских вещей, но не касаться явлений жизни духовной. И часто то, что с обычной точки зрения мудро и практично, с точки зрения монаха безумно. И наоборот, что с точки зрения монаха разумно и спасительно, с точки зрения обычного человека может оказаться поступком сумасшедшего. Как, например, в рассказе о сухом дереве святого Иоанна Колова или в рассказе о завещании святого Арсения Великого. Ведь рассуждение располагает знанием обеих чаш весов вселенной: мира видимого и мира невидимого. Если человек, обладающий житейской сметкой, видит как бы вершину айсберга, то человек, обладающий духовным рассуждением, видит весь айсберг целиком. Рассуждение можно назвать светильником святого. Как странник в сумеречное время освещает себе путь при помощи факела или другого светильника, так и святой в свете рассуждения проходит сумерки настоящей жизни. И часто свет этого светильника сливается со светом, идущим от Самого Бога, озаряющего мысли святого.

Некогда к оптинскому старцу, преподобному Амвросию Оптинскому, привезли одного человека. Человек этот в Бога не то что не верил, а был скорее равнодушен. Его изумляли рассказы о старце, и он захотел своими глазами увидеть его. Знакомые, в надежде на то, что друг их обратится к Богу, привезли его в Оптину Пустынь. После беседы спросили, заметил ли он особенные дары старца. Тот сказал, что нет. Однако сказал, что заметил в старце рассудительность и что он показался ему неглупым человеком. Когда этот отзыв передали старцу, тот даже обрадовался. Ведь рассуждение есть венец всех добродетелей. И можно ли было от равнодушного человека ожидать большей похвалы, чем признание за монахом рассудительности?

Антоний Великий так говорил о значении рассуждения: «Есть люди, которые изнурили тело свое подвижничеством, и однако же удалились от Бога; потому что не имели рассудительности».

В обители Илита один монах попал в беду. Будучи изгнан братией, монах пришел на гору к святому Антонию Великому и прожил там некоторое время. Однако святой Антоний велел ему вернуться в киновию, из которой его изгнали. Монах так и поступил. Но братия, едва увидев его, снова прогнала. Монах снова вернулся к святому Антонию и сказал, что братия не приняла его. Старец снова послал монаха в прежнюю обитель, но передал с ним такие слова: «Корабль потерпел крушение на море, потерял свой груз и сам с трудом спасся, едва отыскав берег. А вы хотите потопить и останки, выброшенные на берег». Братия, услышав наказ старца, приняла монаха.

Вот разговор святых. Макарий Великий спросил Арсения Великого, хорошо ли в своем жилище не иметь никакой вещи, которая служила бы утешением. И рассказал об одном монахе, который заботился об одной грядке овощей, но из любви к нестяжательности лишил себя даже этого. Арсений Великий согласился, что хорошо, но надо иметь в виду нрав и привычки человека. Если в порыве горячности человек может вырвать с грядки все овощи, то так же, будучи безутешным, вскоре насадит другие на месте прежних.

Мимолетные впечатления и помыслы Пимен Великий уподоблял шерстяной одежде в запертом сундуке. Если долго не открывать сундук, там заведется моль и съест одежду. Так же и с впечатлениями: если не давать себе труда вспоминать о них, они довольно быстро тускнеют и исчезают.

Святой Виссарион, увидев, как священник выгнал из храма брата за провинность, и сам направился к двери, сказав: «Я тоже грешен».

Один монах спросил у Пимена Великого о том, хорошо ли не рассказывать о чужих прегрешениях. На что Пимен ответствовал: «Когда мы заступимся за человека и скроем его прегрешение, Бог скроет и наши грехи. Если же мы обнаружим перед другими чужое прегрешение, Бог обнаружит и наши грехи». Еще Пимен Великий говорил, что уныние часто находит от болтливости и привычки осуждать других, а, кроме того, от сплетен.