Сокровища «Третьего Рейха»

— Что случилось? — Он уже догадывался, но хотел услышать подтверждение. Карлу стало даже жалко Гюнтера. — Поссорились?

Аннет пожала плечами.

— Он такой назойливый… — осеклась, вспомнив, как Гюнтер пытался поцеловать ее. До этого он не был неприятным ей, даже пробуждал интерес, но почувствовала, что ответить на поцелуй не сможет.

Карл стоял перед Аннет, но смотрел не на нее — в окно. Последние слова смутили его: «Он такой назойливый…» А если бы не был назойливым?

Девушка засуетилась и подвинула к нему стул.

— Дядя заговорил тебя?

Она впервые сказала «тебя». Почему — Карл не знал, возможно, это было проявлением доверия или дружелюбия, а может, оговорилась.

Чтобы прийти в себя, Карл вынул сигарету, пошарил по карманам, отыскивая зажигалку.

Сел на стул. Девушка снова пристроилась на подоконнике.

— Сегодня ночью мы уезжаем, — сказал Карл.

Аннет посмотрела на него исподлобья.

— Как–то нехорошо получилось, извини… Но вы так громко разговаривали, что я все слышала.

— Ну и что же?

— Завидую вам. Интересно. И увидите Италию…

— Я там бывал не раз, — сказал Карл, и, наверно, начался бы разговор об итальянских достопримечательностях, если бы парню не пришла мысль предложить: — «Хочешь с нами?

Он спросил просто из вежливости, ни на что не надеясь, но Аннет ответила вполне уверенно:

— Очень хочу!

Карл не поверил:

— Ты не шутишь?

— Нисколько.

— Мне тоже очень хочется, чтобы ты поехала. — Это прозвучало как выражение симпатии, даже больше, возможно, Аннет поняла его, и ей не было неприятным признание Карла, ибо наклонилась к нему, сделала жест, будто хотела взлохматить прическу или дотронуться до щеки, но удержалась — улыбнулась и спросила:

— Значит, возьмешь?

— С радостью!

Она спросила о вполне конкретной вещи, но Карл видел в ее глазах другое. Отвечая «с радостью», тоже вложил в эти два слова иной смысл. Аннет поняла, запрокинула голову, подставила лицо солнцу и радостно засмеялась. И все вокруг стало тоже радостным: и солнечные зайчики, что трепетали на ее подбородке и отражались в глазах, и ее смех, светлый и звонкий, и кусочек безоблачного неба, которое, казалось, ворвалось в комнату и окрасило все вокруг голубизной, даже обычные домашние вещи сделало прозрачными и невесомыми.

Но Аннет умолкла, и небо отступило из комнаты. Словно пытаясь догнать его, Карл подошел к окну, сейчас он ощущал тепло, исходящее от девушки, оно дурманило его, но помнил слова о назойливости и все же не мог удержаться: дотронулся рукой до плеча Аннет слегка, готовый в ту же секунду отнять ладонь, но Аннет прижалась к его пальцам щекой, может, на один лишь миг и сразу же соскочила с подоконника.

Карл все еще стоял растерянный, а она уже засуетилась, собирая вещи.

— Нам придется заехать во Франкфурт. — И, увидев, что Карл не понимает, объяснила: — Документы… Несколько дней на оформление документов.

— Не страшно.

Карл согласился бы ждать и неделю и месяц, только бы не расставаться с Аннет. Черт возьми, неужели он так влюбился?

— А как посмотрит на это Гюнтер?

— Мы его сейчас спросим. Думаю, Гюнтер тоже будет рад.

Аннет посмотрела внимательно: что это — проявление благородства или детское простодушие? Но не стала спорить.

Карл выглянул в коридор, позвал:

— Гюнтер, ты еще жив?

Тот открыл дверь.

— Можно не мешать?.. — процедил сквозь зубы. Ему неприятно было видеть сияющее лицо Карла и рядом такую же радостную улыбку на устах Аннет. Почувствовал свое превосходство, каким утешался во время спектаклей, когда входил в роль, а он и на самом деле вошел в роль — размышлял о пьесе, и она все еще стояла перед глазами. И сказал то, что думал, — ему было безразлично, как воспримут это Карл и Аннет, говорил не им, а будто в переполненный зал, даже всему человечеству: — Я только что понял… Да, эта мысль засела мне в мозг и представляется при явной парадоксальности единственно правильной. Все говорят, пишут, доказывают: настоящий талант неотделим от гуманизма. Глупости! Талант должен быть злым! Да, всем нам не хватает порядочной порции злости, злости совершенно определенной — вместе с талантом она будет бить в цель, уничтожать подлость и разрушать власть имущих и, главное, вдохновлять тех, кто идет за талантом, кто сочувствует ему. Талантливый гуманист — вредный, он размягчает людей, убаюкивает, а злой и гневный — зовет на баррикады!

— Однако же, — возразила Аннет, — гуманность совсем не исключает злобы. Она укрепляет ненависть к врагам человека, к тем, кто унижает его.

А Карл не выдержал и спросил ехидно:

— Не хочешь ли ты сам стать злым пророком человечества?

Гюнтер не воспринял ни возражения девушки, ни иронии Карла

— Мы воспламеним человеческие сердца, и дай бог, чтобы пепел Клааса не развеялся ветром!

— Я всегда знал, что ты талант, — сказал Карл, — но не об этом сейчас разговор. Слушай внимательно, гений. Аннет едет с нами.

Гюнтер опустился с небес. Какая–то тень промелькнула на его лице, он переспросил:

— Фрейлейн Аннет? С нами?

— Сегодня ночью мы двинемся в Италию.

— Но почему в Италию? — не понял Гюнтер. Карл рассказал, как Каммхубель разузнал о Пфердменгесе.