Сокровища Валькирии. Страга Севера

— Вперед на мины! — приказал Арчеладзе. — Воспоминаниями поделишься, когда по грибы пойдем. Да! Снабди электроникой Нигрея, когда появится. Дай, чего ни попросит. А то он вчера хорошего леща упустил.

После ухода Воробьева Арчеладзе взял второй экземпляр донесений и стал перечитывать. Получалось, что наблюдатель из «Москвича» знал, что «мидак» окажется во дворе на улице Восьмого марта. Именно там он «взял» свой объект. А если Зямщиц, как показалось наружной слежке, искал нужный адрес, то каким же образом «наблюдатель» очутился у трамвайной остановки? Значит, либо Нигрей проглядел слежку, что была раньше, либо иностранец каким-то образом предупредил «наблюдателя», с какого места «взять» Зямщица. Картина складывалась любопытная!

— Товарищ полковник? — послышался насмешливый голос секретаря. — Свершилось. Клиента пронесло, значок нашли. Везут сюда.

— С облегчением его! — усмехнулся Арчеладзе. Вошел помощник и доложил, что владелицу белого «жигуленка», бывшего во дворе дома № 13 по улице Восьмого марта, пока установить не удалось. В какой квартире этого дома она была — тоже, однако по адресу на Рокотова живет Галина Васильевна Жуго 1966 года рождения, и «Жигули» с указанным в донесении номером принадлежат ей же. А служит она в секретной части фирмы «Валькирия»!

— Сегодня только слышал, что эта фирма развалилась, — сказал Арчеладзе.

— Шатается, но стоит, — сообщил помощник. — Все наши заштатные кадры ушли, поэтому добыть точную информацию об истинном состоянии дел трудно.

— Нужно добыть! Проработай это в оперативной группе.

— Хорошо, Эдуард Никанорович.

— Что с иностранцем?

— Фотография наружной службы очень низкого качества, — признался помощник. — Ни пограничники, ни таможня не опознали. Работаем с бортпроводницами. В районе двадцати одного часа было два рейса — из Канады прямой и из Испании с посадкой в Кельне. Оба нашей авиакомпании.

— Хорошо, пусть трясут пассажиров, пилотов, багажное отделение. Если наружка не научилась снимать, пусть составят фоторобот!

Время было ровно тринадцать часов — секретарь внес в кабинет поднос с обедом. Помощник тут же удалился, никто не мог нарушить обеденный перерыв шефа. Арчеладзе снял пиджак, вымыл руки в личном туалете и сел за журнальный столик в комнате отдыха. Секретарь налил ему бокал красного вина, к которому полковник привык в Чернобыле, снял пластмассовые крышки с тарелок и вышел. Арчеладзе отпил вина и откинулся в мягком плавающем кресле. Вдруг ему стало грустно. Как только на службе у него начинали клеиться дела, намечался какой-то успех, он остро ощущал приступы одиночества. Особенно когда садился за стол: не с кем было поговорить — не о деле, а просто так, ни о чем. Может быть, о белых грибах, о погоде, о кулинарных секретах. Есть в одиночку и молча становилось невмоготу, пропадал аппетит. Конечно, ничего не стоит позвать секретаря, любого подчиненного и усадить за свой стол. Воробьев бы прибежал с радостью... Однако он не хотел кого-то выделять и приближать к себе, к тому же отчетливо представлял, что этой нужной, ожидаемой непринужденной беседы никогда не получится. Он знал истинную природу этой грусти, но всячески задавливал в себе даже мысль о ней. На самом деле он всего лишь нуждался в женском обществе. Однако после Чернобыля он ненавидел и презирал прекрасную половину человечества. Об этом подчиненные в отделе хорошо знали и никогда, ни под какими предлогами не впускали женщин в кабинет шефа. Таким образом они и щадили его, и потворствовали подобным всплескам ощущений грустного одиночества.

Арчеладзе допил вино, когда на приставном столике тихо зажурчал телефон «неотложных мероприятий»: в редких случаях по нему звонили резиденты со срочной информацией. Полковник снял трубку.

— Доставили значок, товарищ полковник, — сообщил секретарь. — Исполнитель говорит...

— Давай его сюда! — распорядился Арчеладзе, двигая к себе тарелку с салатом.

«Сиделка» на сей раз торжествовал:

— Приятного аппетита, товарищ полковник!

— Принес?

— Так точно! — Он разжал кулак и развернул носовой платок. — Вот, изъял незаметно. Пациент считает, что значок застрял в животе, боится, что будут резать...

Он хотел положить находку прямо на стол, однако Арчеладзе брезгливо замахал руками:

— Убери! Ты его мыл? Ты что мне тащишь?..

— Нет, — растерялся «сиделка», — не успел. Выхватил, и скорее...

— Иди в туалет, — приказал полковник. — Вымой с мылом и протри одеколоном. Одеколону не жалей!

— Есть! — «Сиделка» поспешил в туалет. Обед и слабый, едва живой аппетит были испорчены. Арчеладзе выпил кофе и налил еще один стакан вина.

— Помыл! — возвращаясь, сообщил «сиделка». — Хлорку нашел, так еще хлоркой обработал.

— Молодец.

— Куда его? — Он опасался теперь класть значок на стол.

Взгляд Арчеладзе остановился на пиджаке, висящем на спинке стула.

— Прикрути в петлицу. И свободен.

«Сиделка» навесил значок со свастикой на пиджак шефа и полюбовался от двери.

— Вы теперь как Кальтенбруннер, — пошутил он. — Вам идет, товарищ полковник.