Сокровища Валькирии. Страга Севера

Он не ощутил ни свободы, ни облегчения, присущих на первый взгляд всякому страннику. Перед ним были открыты все стороны света, но воля и уверенность закатились вместе с солнцем, и теперь, прежде чем куда-то двигаться, следовало привыкнуть к своему новому состоянию. Сидя у воды на берегу реки, которая была сутью великого пути из Варяг в Греки, пути с Севера на Запад, Мамонт признался себе, что никогда не знал и не знает своей судьбы, что всегда принимал желаемое за действительное и Стратиг наказал его — подал ему посох странника. Полная воля и никаких обязанностей ни перед кем. Можно идти куда глаза глядят, делать всё, что заблагорассудится, и жить где хочется…

Он не смог сломить гордыни, не сладил с заблуждением относительно своего рока и в результате своими руками сломал судьбу. Слушая плеск тёмной воды в густеющих сумерках, он начал осознавать, насколько мудр и справедлив был Стратиг, задавая уроки гоям. Он избирал золотую середину между их желаниями и неведомым никому роком; он искусно лавировал по этой неуловимой грани и тем самым не изменял судьбу, а творил её, высекал из камня, как скульптор, постепенно срубая всё лишнее. Но взамен требовал безоглядного доверия, которого и не хватило Мамонту. Он не выдержал, может быть, самого трудного испытания и теперь получил посох…

Вначале появилась мысль вернуться, Мамонт с тоской оглянулся на холм, где среди чёрных лип белели колонны музея забытых вещей, однако вспомнил, что уже тронулся в дорогу, что отмерил посохом первые сажени и если теперь вернуться — не будет пути. К тому же, представ перед Стратигом, ему следовало бы раскаяться, признать свою беспомощность, слабость духа, ибо придётся просить милости, благоволения или даже пощады. И неизвестно, как поступит в таком случае управитель земной жизни гоев. Что, если подобный возврат усугубит положение и последует наказание ещё более жёсткое — лишение пути, безумство…

Нет! Коли уж дали посох — символ преодоления пути, придётся мерить вёрсты — это тоже урок.

И стало так жаль расставаться с тем, иным путём Страги, к которому он незаметно привык, который уже набил, наторил своими ногами. Но всё! Отмечен рубеж, проведена черта, и нечего жалеть о прошлом. Разве что не успел проститься с Дарой…

Он стиснул зубы, отыскал на груди под одеждой медальон и вдавил его в солнечное сплетение. И вместе с болью неожиданно ощутил прилив какой-то мстительной радости к самому себе — так тебе и надо! За самонадеянность нужно платить по самой высокой цене, а ему ещё повезло: участь странника это не наказание.

Повинуюсь року!

Мамонт дождался, когда на небе вызреют звёзды, в последний раз оглянулся на музей забытых вещей и медленно побрёл берегом к далёкому железнодорожному мосту. Под грохот эшелонов он перебрался через Волхов и, оглушённый, насквозь пронизанный холодным ветром от ревущих составов, спустился с насыпи на гравийную дорогу, бегущую вдоль полотна. Мощный автомобильный свет, вспыхнувший за спиной, заставил его свернуть на обочину. Машина пронеслась мимо и резко затормозила.

— Мамонт! — услышал он голос Дары.

Красный свет задних фар слепил, обжигал глаза. Он так и не смог увидеть её, а ощутил на своей шее тёплые, гибкие руки.

— Милый, дорогой…

Но отчего-то уже заледенела душа Странника.

— Ты проводила Алёшу? — спросил он, чувствуя непривычное спокойствие при её близости.

— Да… Он уже в поезде.

— Теперь проводи меня.

Дара положила руку на его посох:

— Зачем ты это сделал?.. Я предупреждала тебя: нельзя противиться Стратигу! Он не щадит никого, особенно избранных Валькириями…

— Я не жалуюсь на свою судьбу, — проговорил Мамонт. — Стратиг обошёлся со мной справедливо.

— Он изменил твою судьбу!

— Нет, Дара, ничего он не изменил. Так и должно быть и я наконец оценил мудрость Стратига.

— Мамонт, ещё не всё потеряно! — горячо заговорила она. — Ты можешь вернуться. Я всё устрою! Дай мне посох.

— Зачем?

— Дай! — Она потянула на себя сучковатую палку. — Я пойду странствовать. А ты возвращайся! Я цыганка, мне привычно бродить по свету. Дай, милый!

— Спасибо, Дара, — Мамонт притянул её к себе вместе с посохом. — Пойдём вместе?

— На сей раз вместе не получится, — с тоской сказала она. — Посох один…

— Разломим пополам. Смотри, какой он высокий.

— Разломим — не будет посоха, — возразила Дара. — Будет две клюки… Отдай мне! А Стратигу скажи: я взяла на себя его гнев. Я могу это сделать! Я Дара!

Мамонт бережно отнял её руку от посоха, прижал ладонь к лицу.

— Мне было так хорошо с тобой… И так не хочется расставаться!

— Мне тоже, милый…

— Ты не можешь пойти со мной?

Дара склонила голову к его груди:

— Могу… Всё могу. Я пошла бы за тобой, но в таком случае я лишусь пути! А зачем тебе беспутная цыганка? Тебе, избранному Валькирией! Прости, милый, я — Дара! И не хочу лишиться пути… Люблю свой урок!

Она засмеялась, а Мамонту почудилось, будто заплакала. Он тронул пальцами её лицо, нащупал прикрытые веки — слёз не было…

— Прощай…

— Погоди! — Дара подняла голову. — Стратиг поступил с тобой жёстко: вручил посох дорожный, но не указал пути…

— Указал: на все четыре стороны.