Потом, когда в его присутствии говорили, что, дескать, СССР развалился как государственная система только по одной причине — не выдержал гонки сверхновых технологий, что Запад далеко ушел вперед и поднял свою экономику на недостижимую высоту, академик готов был плевать в лицо бессовестным лгунам. Если бы победы захотел этот умный чиновник из Совета Министров, Запад никуда бы не ушел. И компания «Де Бирс» сейчас бы уже стала заштатной лавчонкой.
Но он не хотел побеждать, и Святослав Людвигович много думал об этом, и часто, в зависимости от настроения, поддерживал чиновника и думал о будущем.
Документацию ему вернули. И — слава Богу! — вовремя, потому что как только он получил назад свое творение, началась массовая утечка мозгов на Запад, а с ними вместе и многих государственных секретов, связанных с новейшими технологиями. Но по едва уловимым приметам академик понял, что ее читали и даже изучали, оставалось надеяться — не скопировали из-за секретности.
Хотя, кто знает…
На аэродроме Латанги, открытом триста дней в году, как всегда сидело полчище самолетов, посаженных здесь из-за дождей и штормовых ветров по всему Арктическому побережью до Чукотки. В здании порта шел грандиозный ремонт, и хорошо что помещение отделывали не сразу все, а лишь одну половину, отгородив ее невысокой стенкой и завесив зеленой строительной вуалью, поэтому казалось, что народу в аэровокзале набилось вдвое больше, чем обычно. Полчища пассажиров из-за нехватки мест, как обычно, стояли на ногах, а полчища тараканов по этой же причине сидели по стенам и потолку.
Многое изменилось за прошедшие годы, меньше стали летать по причине дороговизны билетов, больше тащили с собой сумок с товаром, чтобы хоть немного окупить проезд, меньше есть по той же причине и больше пить, ибо спиртом теперь торговали круглые сутки и повсюду.
Однако самой важной переменой было то, что не передавали больше песню «Надежда», с давних пор ставшую талисманом в мерзкую пору нелетной погоды.
На Астроблему, судя по расписанию, теперь ничто не летало — специальная авиаэскадрилия прекратила свое существование вместе с городом и последним вылетевшим из Звездной Раны человеком. А по праву капитана тонущего судна им был Насадный.
Все эти годы мертвый город стоял без какой-либо охраны, хотя было оставлено много техники и материальных ценностей — вывозить себе дороже. Полагали, что в глухой, незаселенной тундре (ближайшая фактория в семидесяти верстах) воровать просто некому; талабайцы хоть и испорчены цивилизацией, «огненной водой» и колхозной жизнью, однако же в тундре чужого не возьмут, если только это не спирт. Для академика город не умер, а как бы временно опустел, законсервировался до следующего поколения, впал в спячку, чтобы потом проснуться и вновь стать молодым. Покидая его, Святослав Людвигович сам проверил, не осталось ли воды в отопительных системах жилых домов и зданиях строящегося комбината, все ли окна
В аэропорту Пулково Дара вручила новый паспорт и внезапно ошарашила жесткой и безапелляционной командой:
— Все время держись строго за моей спиной. В твою сумку я положила автомат и боеприпасы. Нужно пройти спецконтроль.
— Зачем нам нужен автомат? — тупо спросил он. — Ты собираешься отстреливаться от кого-то?
— Это твое оружие, и отстреливаться будешь ты. В случае, если меня не будет рядом.
Ее непререкаемый тон, с одной стороны, нравился Насадному — Дара знала, что делала, и до Латанги они долетели без всяких приключений, протащив оружие через два спецконтроля; с другой — академик постоянно ощущал уязвленное самолюбие и ущемленную собственную волю. Пока совершали перелеты и пересадки, она казалась жесткой, отстраненной и говорила мало, лишь дежурные фразы-команды, и поймать ее взгляд было совершенно невозможно. В самолете от Красноярска ему показалось, что Дара на минуту задремала, и Насадный, не скрываясь, стал рассматривать ее лицо, вспоминая первую встречу в Латанге и произнесенное сокровенное — тс-с-с…
— Не отвлекай меня, — металлическим голосом проговорила она, не поднимая век. — Отвернись и смотри в иллюминатор.
Он отвернулся и не смотрел до самого конца пути… В латангском аэровокзале Дара оставила его с сумками, а сама скрылась за зеленой занавесью, разделяющей здание надвое. И в тот же миг он почувствовал свою беззащитность. Словно голый стоял среди толчеи! И каждый мог оскорбить, обидеть, отнять вещи или сделать какую-нибудь гадость. Он противился этому не знаемому раньше ощущению и ничего не мог поделать с собой, пока она не вернулась.
— Твой город погиб, — сказала Дара. — Потому что полностью находится во власти кощеев. Они контролируют всякий доступ к нему, и без их ведома попасть туда очень трудно. Но возможно. Займи освободившееся место, сядь и жди меня. Я пойду искать пути.