Сокровища Валькирии. Звездные раны

— Сегодня обязательно побратаюсь, — пообещал стюард, вздыбил усы и пошел, натыкаясь на пассажиров.

В этот момент открыли Нижнеянск и Чокурдах, объявили посадку. Толпа заметалась, началось коловращение, крики радости, смех и вдруг — громкий детский плач: из руки невидимого ребенка вырвался накаченный гелием шар и словно прилип к потолку, медленно пошевеливаясь от сквозняка. Какие-то парни запрыгали, стараясь схватить нитки, но высоко, высоко! Люди вокруг махали руками, сопереживали — наверняка из столицы везли эдакое чудо, берегли всю дорогу, и надо же такому случиться!.. Ребенка тащили на посадку, а он, глубоко несчастный, уже заливался от щемящего, отчаянного плача. Академик машинально приподнялся и вдруг услышал знакомый голос:

— Самые памятные дни — дни потерь и разочарований…

Когда полярник в оленьей дохе пришел и сел в освободившееся соседнее кресло, Насадный не заметил, хотя все было на виду…

— Да, к сожалению, это так, академик. А сейчас и поговорим. Твой рейс объявят через сорок минут.

— Мне страшно с вами разговаривать, — с трудом признался Насадный. — Самолет разбился… Вы знали? Знали?.. И не могли остановить?.. Почему он разбился?

— Потому, что начинается фаза Паришу. А ее остановить невозможно.

— Что это значит?

— Фаза оплакивания, скорби, очищения от грехов, — пояснил он. — Фаза трагедий, катастроф и потрясений. Продлится девятнадцать лет…

— Послушайте, — Святослав Людвигович помотал головой, стряхивая странное оцепенение мысли, — вы кто? Астролог? Чародей?.. И почему говорите мне — ты?

— А как говорили те люди, что нашли тебя замерзающим на трамвайных рельсах?

На миг Насадный будто в ледяную воду окунулся — в собственную память. Однако встряхнул головой и сказал с недовольством:

— Я старше вас… И мы не знакомы. А это полярное панибратство мне не нравится.

— Хорошо, познакомимся еще раз, Насадный. Я Страга Севера.

— Страга?.. Что это значит? Ангел-спаситель?

— А, все-таки вспомнил блокаду!

— Никогда не забывал… Трамвайные пути, мороз и… почки на ветке дерева…

— Хорошо, что помнишь, — промолвил он со вздохом. — Значит, жива душа… Жаль, как всегда мало времени, и поговорить некогда… Насадный, ты искал Звездную Рану — свой забытый сад, где побывал однажды. Искал плоды с Древа Жизни, а нашел алмазы. Неужели это труд твоей жизни? Ведь этого так мало, чтобы почувствовать себя счастливым.

— Мало, — согласился академик, — но и жизнь еще не кончилась.

— Да, по счастливой случайности, — улыбнулся Страга, верно, имея в виду разбившийся под Красноярском грузовой транспорт. — Я прошу тебя, Насадный, забудь о своем открытии, оставь потомкам то, что принадлежит им по праву времени. Не наступай на руку будущим поколениям. Помнишь, как у тебя отняли валенки? Они были земноводными летариями, им простительно безумство, злая воля и беспощадность. Ты тогда не знал об этом, бежал за ними, просил вернуть… И плакал, как этот мальчик, выпустивший шар. Пока не поморозил ноги… Помнишь? Что же ты теперь сам отнимаешь чужое? У детей, которые даже еще не родились?.. Ты несколько забежал вперед. Балганские алмазы — достояние другой эпохи. Ты же не последний живешь на земле. И не в последний раз. Неужели ты не почувствовал, как противится природа?

— Я считал, если силой ума своего мы можем взять что-то у природы — это достояние нашей эпохи, — изложил академик им самим когда-то выработанную формулу. — Я не ощутил ее противления…

— В том-то и беда, что не ощутил, — прервал его Страга, — и нашел способ добычи этих алмазов…

— Нашел, — не без гордости проговорил он.

— Все это замечательно, Насадный, и твой труд не пропадет зря. Им воспользуются следующие поколения, когда закончится фаза Паришу и после всех потрясений и катастроф восстановится мир гоев. Власть летариев в России рухнет ровно через девятнадцать лет…

Наполненный летучим газом шар медленно потащило из зала ожидания к выходу — объявили посадку на задержанный рейс до Черского и открыли дверь.

Почему-то взгляд и мысль академика сосредоточились на этом легком и ранимом предмете: из оббитого картоном потолка повсюду торчали шляпки гвоздей, куски оборванной проволоки, остатки каких-то металлических креплений, и он с замиранием души и страхом, как ребенок, каждое мгновение ждал, что шар вот-вот наткнется и лопнет.

И голос странного собеседника звучал как бы сверху, из-под потолка.

— Ты слышишь меня, Насадный? Через девятнадцать лет, двадцать шестого апреля. Это будет самая замечательная весна для России, победная весна, как в сорок пятом, помнишь?.. Поэтому верни потомкам то, что им принадлежит. У тебя в сумке есть папка под номером одиннадцать. Прошито и пронумеровано двести семнадцать страниц… Отдай ее мне.

Насадный сверзился с небес при упоминании об этой папке, ключевой, где были собраны все расчеты и режимы газовой среды установки «Разряд», устройство ионизаторов, перепускной камеры и инжекторной системы.

Он сам назвал ее инжекторной, поскольку было отдаленное сходство с известными науке инжекторными насосами…