Сокровища Валькирии. Звёздные раны

— Да, — наконец, заключил он, — так много знакомого вижу в тебе… Ты не умеешь скрывать чувств, не боишься смерти, отчётливо видишь цель. Но у тебя до этой поры была слишком пресная жизнь, и ты всё время протестовал, противился ей. После того, что ты испытал в Манорае, тобой овладело не просто любопытство — страсть к познанию. И ты готов ехать сюда снова и снова, чтобы вкусить хотя бы крупицу соли… А если бы ты сейчас, сегодня знал, что такое Манорайская впадина, у нас бы сложился совершенно иной разговор. Впрочем, ладно, и это тоже дорога. Сейчас речь не о тебе… Твоё ведомство полностью контролируется кощеями, и там-то я точно не получу никаких гарантий. Мне бы хотелось установить с тобой дружеский, доверительный контакт, полезный нам обоим.

Это уже напоминало вербовку: тоскующий от безделья Ангел проводил долгие и нудные инструктажи по поводу, как определить, когда под тебя начинают подкатываться некие чужие или даже знакомые люди, какие они слова говорят, как втягивают, вовлекают, чем и в какой последовательности начинают связывать — приятное знакомство, ни к чему не обязывающие подарки, совместные поездки на отдых, а далее — выпивки, появление некой роковой женщины… Зимогор никогда серьёзно к этому не относился, и сейчас, слушая этого странного человека, прилетевшего откуда-то из Южного полушария, никак не мог взять в толк, что он хочет от него конкретно. Однако при этом в разбитых и потрясённых мозгах непоколебимым оставалось воспоминание о Лаксане, взявшейся как бы ниоткуда, соткавшейся на лугу из эха, дразнящего и зовущего.

По законам Ломоносова и Ангела ничто не появлялось из ничего и ничто не исчезало бесследно…

— Скажи мне открытым текстом: что ты от меня хочешь? — спросил Зимогор. — Если бы мне не рассадили голову, с удовольствием бы поговорил. Но сейчас у меня мозги жидкие и хлюпают в черепной коробке.

Это на него подействовало. Мамонт сел в изголовье, скрестил на груди руки, как Наполеон.

— Что бы ни замышлялось в вашем ведомстве, — проговорил он с налётом надменности, — какими бы благородными идеями ни руководствовались кощеи, в любом случае я не позволю превращать Манораю в грязную свалку. Это последний чистый, нетронутый уголок в Горном Алтае.

— Чистый? Нетронутый? — изумился Олег — Самая грязная зона на всём Горном Алтае. Как в Байконуре запуск, так все отработанные ступени на вашу Манораю падают, с остатками топлива.

— Верно, падали. И это естественно при такой траектории запуска, — со знанием дела заявил Мамонт. — Тем более Манорая — метеоритный кратер. Должно быть, это тебе известно.

Ничего подобного Зимогору тогда не было известно: рынок да и сам заказчик не требовали предварительного изучения места работ. Экспедиции платили деньги за бурение скважины, а конкретнее — за керн, извлечённый из неё.

— Разумеется, известно, — подтвердил однако же он. — Но это не меняет дела…

— Не спеши, Зимогор, — ухмыльнулся этот странный чиновник. — Грязь от химии — не самая страшная грязь, и природа сама от неё очистится. Для Манораи опаснее всего люди, её населяющие.

— Но там же никого нет! Вывезли всех ещё при Советской власти!

— Вывезли-то как раз чистых людей, а вот кем теперь заселят?

— Да кто же туда поедет? Под химические бомбы…

— Ступени падать не будут, — уверенно заявил Мамонт. — Три месяца назад их предупредили: ещё одна труба свалится с неба — закроем Байконур.

Олег в другой раз бы расхохотался после такого заявления, но сейчас даже от лёгкого смешка в голове отдалось болезненным звоном.

— Силёнок-то хватит? Закрывать?

Мамонт посмотрел ему в глаза и улыбнулся как-то надменно, что совсем не соответствовало его имиджу.

— Хватит, Зимогор. И на Байконур, и на вашу экспедицию вместе с заказчиком. Даже если и начнёшь работы в Манорае, у тебя ничего не получится.

Позавчера ему почти такими же словами говорил это космический мусорщик!

— Я думаю — куда попал? — усмехнулся Олег. — Опять всё те же лица… Только в смокингах.

— Ты о чём?

— Ну да, сначала предупреждение, а потом по башке настучишь… Знакомая тактика!

— Я сегодня же выясню, кто напал, — пообещал Мамонт.

— А что выяснять? Твои коллеги!.. Может, ты и послал.

— Недавно только прилетел и пока не в курсе последних событий. Но вечером буду знать всё.

— Слушай, всемогущий… Ты кто такой? — Зимогор сделал попытку сесть: в лежачем положении чувствовал себя неуютно перед этим снобом.

— Кто? — он встал и протёр уставшие глаза, встряхнулся. — Я же представился…

— Мамонт — звучит внушительно. Но ты случайно не знаком с Иваном Крутым? — между прочим поинтересовался Олег.

— Это кто? Современный композитор?

— Композитор, в какой-то степени. Только музыку не пишет.

— Нет, не знаком, — серьёзно ответил тот.

— Жаль… Пропала бы всякая охота предрекать неудачу. Вот он настоящий мамонт! И несмотря на большевистскую закалку, весьма суеверный человек.

Мамонт будто бы на минуту потерял интерес к разговору, побродил по избе, постоял у окна, щурясь на солнце, и будто зарядился жизнелюбием.