Пишу сестре и словно бы с детьми
Переговариваюсь, как бывало,
С утра, в часы досуга, до уроков,
Счастливая, не ведая о счастье
Простых забот и лучезарных дней,
Что ныне кажется всего лишь грезой
Девичества и юности моей.
И вдруг движенье за окном и крики,
И возглас радостный: «Студентов бьют!»
Ужасно. Вот тебе Татьянин день.
Входит Липа.
Липа
Ты репетируешь? Слова уж очень
Знакомы… Из какой же это пьесы?
Мария Федоровна
Ах, не играю я. Здесь жизнь моя.
Студенческая сходка. Это в праздник.
Нет, пей, гуляй, но рассуждать не смей.
Казаков насылают на студентов -
Нагайками пройтись по головам…
И аресты, и высылки в Сибирь
Всех тех, кто выразил протест хоть как-то
За честь свою, теснимый лошадьми.
Липа
Да, помню, как забегала в слезах
Красавица-актриса хлопотать…
Мария Федоровна
Впервые горе мне стеснило грудь,
Да так: я обезумела, пожалуй,
И обратилась в хлопотах своих -
К кому же? Да, зачинщику расправы.
«О генерал! Повинна юность в чем?
Какое преступленье совершила?»
Болеть душой за будущее наше -
Забота беспокойная и счастье,
И тем нежданней бедствия, что власть
Безумно множит, как родитель-изверг,
Нагайкой добиваясь послушанья.
С каким злорадством выслушал меня
Виновник беспорядков, усмиритель
В одном лице; он думал, победил,
Навеки водворил в первопрестольной
Порядок благостный, угодный Богу,
То бишь царю; он взял его к себе, -
А дядя поплатился за кого,
Ему и невдомек? Найти опору
В ничтожестве со страшными глазами?
Липа
Как заливалась ты слезами, помню…
(Разносится звонок, она уходит.)
Мария Федоровна
Одна ли я? В Москве была ль семья,
Где слез не пролили, хотя бы втайне?
На сцене я еще держалась, верно,
Да публика внимала, затаив
Дыхание; но нервы никуда;
Приду к себе, и слезы в три ручья.
Казалось, сил уж нет, но невозможно
Спектакль отменить; пора на сцену,
И снова я Ирина, юность, грезы
И взрослость, и усталость до тоски,
Так жизнь пройдет. Зачем? И почему?
Что давит жизнь, цветущую, как май,
Среди трущоб и в роскоши дворцов?
Мне удалось отбросить то, что давит,
По крайней мере, я свободна, да,
Среди рабов труда и роскоши,
Единой цепью скованных от века.
В гостиной – Серов, выходит Горький; Липа возвращается.
Липа
Пришел Серов, и Горький занял позу…
Ах, ничего, поплачь, а то в глазах,
Как в небе чистом выше облаков,
Нависших низко, молнии сверкают, -
Гроза сухая – мне страшнее слез.
Мария Федоровна