Сокровища женщин Истории любви и творений

У меня нет состояния; ни я, ни моя жена не получили еще той части, которая должна нам достаться. До сих пор я жил только своим трудом. Мой постоянный доход – это жалованье, которое государь соизволил мне назначить. В работе ради хлеба насущного, конечно, нет ничего для меня унизительного; но, привыкнув к независимости, я совершенно не умею писать ради денег; и одна мысль об этом приводит меня в полное бездействие.

Жизнь в Петербурге ужасающе дорога. До сих пор я довольно равнодушно смотрел на расходы, которые я вынужден был делать, так как политическая и литературная газета – предприятие чисто торговое – сразу дала бы мне средство получить от 30 до 40 тысяч дохода. Однако дело это причиняло мне такое отвращение, что я намеревался взяться за него лишь при последней крайности.

Ныне я поставлен в необходимость покончить с расходами, которые вовлекают меня в долги и готовят мне в будущем только беспокойство и хлопоты, а может быть – нищету и отчаяние. Три или четыре года уединенной жизни в деревне снова дадут мне возможность по возвращении в Петербург возобновить занятия, которыми я пока еще обязан милостям его величества».

Самое естественное и плодотворное решение житейских затруднений Пушкина оказалось, неизвестно по каким причинам и соображениям, неприемлемым для царя. Вскоре Пушкин, вместо газеты, чисто торгового предприятия, получает разрешение на издание литературного журнала, но заняться им в полной мере у него уже не остается времени.

В феврале 1836 года явилась первая ласточка, известившая о беспокойном состоянии Пушкина, помимо долгов и его несвободы у трона, и из-за тревог о чести его жены. Сохранился черновик письма, отосланного к графу В. А. Соллогубу, с которым поэт был на дружеской ноге и который был влюблен, как многие молодые русские в Наталью Николаевну, это было общее увлечение молодежи избранницей Пушкина.

«Вы взяли на себя напрасный труд, давая мне объяснение, которого я у вас не требовал. Вы позволили себе обратиться к моей жене с неприличными замечаниями и хвалились, что наговорили ей дерзостей.

Обстоятельства не позволяют мне отправиться в Тверь раньше конца марта месяца. Прошу меня извинить».

Пушкин отправил вызов молодому графу за его замечания Наталье Николаевне, видимо, в излишнем кокетстве, когда ей следует думать как о своей, так и чести мужа. Граф возносил ее красоту, но находился еще под большим обаянием Пушкина, его творчества и личности. Но Пушкин счел его замечания за оскорбление. К счастью, граф Соллогуб уехал по службе и вызов от поэта получил где-то в Твери, откуда, вероятно, прислал объяснения, каковых Пушкин не принял и дуэль отлагал лишь из невозможности выехать тотчас в Тверь. Время прошло, и когда они встретились, скорее всего сразу все разъяснилось.

В это-то время выходят на сцену бароны Дантес и Геккерн, который в разгар увлечения своего любовника Натали Пушкиной усыновил его, сделав при этом его богатым. В увлечении барона Дантеса Натали Пушкин не видел проблемы, вплоть до дуэли. Но именно барон Геккерн замутил воду, в которой выкупал и ближайших друзей Пушкина. Не будь денег Геккерна, Дантес ни за что бы не женился на бесприданнице Катрин, чтобы избежать дуэли, просто стрелялся бы, как того желал Пушкин.

Подметные письма были посланы по городской почте друзьям Пушкина, одно из них в двойном конверте получила тетушка графа Соллогуба; вскрыв конверт, она обнаружила второй с надписью: Александру Сергеевичу Пушкину – и призвала племянника. Граф Соллогуб отправился к Пушкину, который сказал, что это такое, и хотя, казалось, он не помышлял о дуэли, к удивлению молодого человека, он предложил себя в случае необходимости в секунданты, глубоко тронув поэта.

Утренние прогулки по Невскому проспекту продолжались как ни в чем не бывало, как вдруг за обедом у Карамзиных во время общего веселого разговора Пушкин сказал графу:

– Ступайте завтра к д` Аршиаку. Условьтесь с ним только насчет материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь.

Потом он продолжал шутить и разговаривать как ни в чем не бывало. Граф Соллогуб остолбенел, как он вспоминает, но возражать не осмелился. В тоне Пушкина была решительность, не допускавшая возражений.

Однако бароны Геккерн и Дантес, добившиеся двухнедельной отсрочки с помощью Жуковского, обошли графа Соллогуба, заявив, что повод для дуэли отпадает, поскольку Дантес женится на свояченице Пушкина. Граф снова остолбенел, но обрадовался случаю: чего же лучше? Дуэли не будет! Пушкин не стал упорствовать и взял свой вызов обратно, зная, что на этом дело не закончится.

Спустя несколько дней граф Соллогуб с легким сердцем посетил Пушкиных; когда он вышел от Натальи Николаевны, Пушкин повел его к себе.

– Послушайте, – сказал он, – вы были более секундантом Дантеса, чем моим; ведь не я искал примирения; однако я не хочу ничего делать без вашего ведома. Пойдемте в мой кабинет.

Он запер дверь, как пишет в воспоминаниях граф Соллогуб, и сказал: