Сокровища женщин Истории любви и творений

Достойно удивления, это сцена, на которую мы смотрим снизу вверх из глубины зала. Библейский миф предстает как театральное представление, как в античном театре разыгрывались мифы Древней Греции. Религиозное миросозерцание обнаруживает свои первоистоки – миф как поэтическое сказание, что отныне переходит в сферу искусства. Это высшая ступень ренессансного миросозерцания и искусства.

Белинский В. Г. в 1847 году писал из Дрездена под свежими впечатлениями от «Сикстинской мадонны»: «…Что за благородство, что за грация кисти! Нельзя наглядеться! Я невольно вспомнил Пушкина: то же благородство, та же грация выражения, при той же строгости очертаний! Недаром Пушкин так любил Рафаэля: он родня ему по натуре».

Пушкин и Рафаэль – родня по классическому стилю, а именно ренессансному классическому стилю. Великий русский критик это почувствовал, но так и не осознал, что Пушкин такое же величайшее ренессансное явление, как и Рафаэль.

2

В пору, когда я писал статью «Рафаэль Санти», в серьезных источниках я находил лишь отдельные упоминания и предположения о женщине, которую, по словам Вазари, художник любил до конца жизни и создал ее прекрасный портрет. Еще в 30-е годы XX века исследователи ничего не знали о ней, даже имени, хотя уже всплывало имя Форнарины в связи с портретом женщины с обнаженной грудью, что приписывают одному из учеников Рафаэля Джулио Романо.

Между тем естественно было предположить, что автор знаменитых жизнеописаний имеет в виду удивительный портрет даже среди созданий Рафаэля – Портрет женщины под покрывалом («Донна Велата»). Кто это? Та же самая Форнарина? Словом, о любовных историях Рафаэля, кроме отдельных свидетельств и домыслов, ничего достоверного я не знал.

Но стоило заглянуть в интернет, наткнулся на ряд публикаций о любви Рафаэля к этой самой Форнарине, со всевозможными подробностями, разработанными в русле двух легенд, каковые, видимо, тоже выдуманы уже в наше время в духе Голливуда.

По одной – эта самая Форнарина, дочь пекаря (из купцов) в Риме, которую встретил Рафаэль у виллы банкира Агостино Киджи Фарнезина, где работал над фресками «Триумф Галатеи» и «Амур и Психея», влюбился, заплатил ее отцу 3000 золотых, чтобы она позировала ему, то есть нанял как натурщицу, а поскольку влюбился и как любовницу, хотя у нее был жених, от которого тоже следовало откупиться, тем более что невеста успела сойтись с ним.

Словом, Рафаэль влюбился, по сути, в куртизанку, она и вела себя с ним, как куртизанка, непрерывными ласками получая от него все, чего желала иметь, не обходя вниманием учеников художника и даже его покровителя, заказчика и друга банкира Киджи, который, кстати, был женат на куртизанке Империя (известно, она послужила Рафаэлю моделью для изображения Сафо в «Парнасе»). А после ранней смерти художника Форнарина якобы сделалась настоящей римской куртизанкой.

Эта легенда вполне соответствует образу женщины-натурщицы под именем Форнарина. Пользуясь привязанностью простодушного художника, что было ей терять, тем более он позволял ей позировать и его ученикам. Но существует якобы легенда о другой Форнарине, которая была преданной подругой знаменитого художника; она после его смерти, хотя весьма им обеспеченная для жизни в миру, ушла в монастырь, о чем найдены документальные свидетельства. Правда, и куртизанка по первой легенде могла уйти в монастырь, не обязательно по своей воле, кардинал Биббиена, на племяннице которой Рафаэль собирался жениться, мог выслать его подругу из Рима.

Таким образом, доподлинная история любви художника и его возлюбленной нам неизвестна. Выдуманные истории вызывали бы лишь улыбку, если бы не примешивали в наивные россказни знаменитые картины и портреты Рафаэля, смазывая их восприятие домыслами.

Одно дело – Портрет молодой женщины («Форнарина»). 1518-1819. Нечто совсем иное – «Донна Велато». Около 1514. И вовсе запредельное – «Сикстинская мадонна». 1513-1514.

Заявлять, что Форнарина, какой бы она ни была на самом деле, послужила моделью для «Донны Велато» и «Сикстинской мадонны» нет никаких оснований. Прежде всего – по времени их создания; скорее всего Рафаэль, уже завершив эти две работы, итоговые и вершинные в его творчестве, счел за благо отдохнуть и огляделся, тут в глаза ему и попалась девушка, которая могла раньше обратить внимание на молодого и уже знаменитого художника с его учениками, которые вели совершенно иной образ жизни, чем ей предназначенный с ее замужеством не то за пастуха, не то за конюха..

Главное, у «Донны Велато» и «Сикстинской мадонны» проступает общий прототип, который узнаваем и в «Мадонне в кресле» (1514-1515), и в Марии Магдалине с «Алтаря святой Цецилии» (1514), – это один устойчивый женский образ, с которым носился художник как идеей красоты, независимо от модели или сверх той или иной модели. Здесь эстетика Рафаэля, что он однажды сформулировал в письме графу Кастильоне:

«И я скажу Вам, что для того, чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц; при условии, что Ваше сиятельство будет находиться рядом со мной, чтобы сделать выбор наилучшей.