Сокровища животного мира

Вернемся к R. occipitalis. Имя этой лягушки буквально означает «затылочница звучащая». Римляне называли лягушку Rana, но это слово происходит от более древнего санскритского слова га или гаи, которое значит «тот, кто производит звук». A occipitalis говорит об очень широкой голове, и в действительности она очень объемистая, так что латинское наименование во всех отношениях обоснованно.

Этих лягушек великое множество на всех открытых прогалинах в тропических лесах. Живут они в основном в воде, чаще всего неподвижно лежа у поверхности, а их глаза выглядывают из воды, как перископы. Лягушки достигают 15 сантиметров в длину и очень прожорливы: глотают насекомых, пауков, крабов, более мелких лягушек и почти все, что им попадается. Если бы на свете не было их и им подобных обитателей вод, человеку было бы гораздо хуже, чем сейчас, в тамошнем нелегком климате. Эти животные поглощают несметные полчища комариных личинок за год, и, если бы не они, переносчики смертельно опасной желтой лихорадки и малярии так расплодились бы, что человеку пришлось бы убираться из этих мест.

У R. occipitalis белое брюшко с кокетливыми черными пятнышками понизу. Нашим препараторам и коллекторам эти лягушки доставили немало неприятностей. Несколько круп­ных особей, которых нам принесли живьем, мы посадили в большой горшок, накрыли его крышкой и придавили камня­ми. Лягушки принялись дружно прыгать — в такт! — сшибли крышку и сбежали, пока мы занимались другими делами. К тому времени, как была обнаружена пропажа, они успели разбежаться во все стороны. Часть «ушла в кусты» — так здесь называют возвращение под кров родного леса, а часть повела себя странным и самым неподобающим образом. Они как-то ухитрились пробраться в спальню (точнее, в то помещение, где все мы спали) и нашли укрытие в сосудах, о которых не принято говорить во всеуслышание.

Сбежался весь дом, и началось великое столпотворение. В конце концов все лягушки были пойманы и опущены во всепоглощающий спирт. Меня прошиб пот — скорее от смеха, чем сперепугу, — и очередному приступу малярии, к счастью, пришел конец.

«Паразиты», о которых я рассказал, встречаются во всех обжитых человеком местах, но есть и другие виды, еще более многочисленные и еще более «паразитические» по существу. Рассказывая о смертельно опасной жабьей гадю­ке, я вскользь упомянул обычную жабу (Bufo regularis) — единственную добычу, подходящую для нее. Эта лягушка (все жабы — тоже лягушки, так же как все москиты — комары, а все дромадеры — верблюды, что бы там ни говорили вам в детстве нянюшки или школьные учителя) — прелюбопытное животное, хотя она широко распространена и всем хорошо известна. Жабы — мирные существа, их можно без опаски брать в руки, и, как ни странно, они легко приручаются и очень умны, хотя выглядят довольно непри­вычно в роли домашних любимцев. Bufo regularis напоминает нашу обыкновенную серую жабу, но поведение ее во многом своеобразно.

В сентябре, когда мы прибыли в Африку, ночи звучали сотнями незнакомых голосов. И над всем царил ужасающий, безмерный, оглушительный шум, который производили наши приятели Bufo regularis. Мне удалось в конце концов выследить ближайшую колонию в роднике неподалеку от дома, где они собирались в превеликом множестве для спаривания в сопровождении «концерта», — как видно, в лягушачьей этике эти два занятия неразрывно связаны.

Самцы были маленькие и желтые, самки — солидные и темно-коричневые. «Поют» только самцы, но мощь их легких, точнее, специальных мешков на горле с лихвой возмещает отсутствие голоса у самок. Колонии жаб разбросаны повсюду на таком расстоянии, что они слышат ближайших соседей. Некоторое время все тихо, слышно лишь стрекотание мириадов ночных насекомых, но этот звук сродни тишине и не нарушает ее своим нескончаемым монотонным журчанием. Внезапно одна жаба вступает как запевала: «квир-ррр-ррр-вирр, квир-ррр-ррр-вирр», а вся колония подхватывает в унисон. В концерт вступают и соседние колонии, пока оглушительная какофония не затопит всю округу, сохраняя точнейший четкий ритм.

Умолкает этот ор в мгновение ока, как будто всех жаб одновременно поразило электрическим током. Случается, что какой-нибудь хор на периферии не успевает замолчать и несколько секунд звучит, как далекое эхо. Это производит неизгладимое впечатление. Всю ночь напролет оркестр сохраняет как эффект внезапности, так и способность действовать на нервы.

Спаривание в сопровождении хоровых концертов было как раз в самом разгаре к нашему приезду в Африку. Но по прошествии нескольких недель дожди прекратились, и жабы закончили икрометание. Они покинули свои сырые инкубато­ры и рассеялись в более сухих местах. Забросили лягушки и свои терзающие слух спевки, ограничившись чем-то вроде «квяк-квак», хотя непрерывно квакали всю ночь, с неравно­мерными интервалами и только соло.