Сокровище

– Поначалу им, ей и этому волшебнику времени, казалось, что все в порядке, поскольку в первые годы жизни двойняшки росли и развивались хорошо. Правда, одна из них была немного меньше, немного слабее и болезненнее другой, но ведь известно, что с двойняшками такое бывает. Однако до поры до времени обе они были здоровы. Пока… – Он замолкает, сокрушенно качая головой, затем засыпает в мерный стакан шоколадную крошку и кокосовую стружку.

– Пока их благополучию не пришел конец, – договариваю я, стараясь не обращать внимания на очередной гастрономический прокол, который он, кажется, вот-вот совершит.

– Вот именно. И даже хуже… – Он делает паузу и высыпает в кастрюльку со смесью арахисового масла, апельсинового сока и яйца шоколадную крошку и кокосовую стружку. – Благополучие болезненной девочки было привязано к благополучию ее сестры. Чем сильнее и здоровее становилась более крепкая сестра, тем больше чахла та, которая была слабее. Но частично чары волшебника времени сработали – пока их души были сопряжены, ни одна из них не могла умереть.

– А более крепкая из-за этого чувствовала вину? – потрясенно произносит Хезер, ломая руки. Видно, что она слушает рассказ затаив дыхание.

Джикан поворачивается к ней. На его лице написан интерес.

– Ты обыкновенный человек, – говорит он.

Она выгибает одну темную бровь.

– А что, это плохо?

– Я еще не решил. – Он задумчиво склоняет голову набок и несколько томительных секунд молчит, пока кухня наполняется неприятным, приторно сладким запахом.

Затем, пожав плечами, он отвечает на ее первый вопрос:

– Отношения между сестрами или братьями – это сложно.

Как будто это все объясняет.

Я смотрю на Хадсона, потом на Джексона и думаю, что, пожалуй, он прав.

– А что было потом? – спрашиваю я, заинтригованная рассказом, желая поскорее услышать, чем все закончилось, чтобы задать вопрос, ради которого я пришла сюда.

– А сама как думаешь? Более крепкой из девочек не понадобилось много времени, чтобы понять, что всякий раз, когда ее сестра страдает, сама она становится сильнее.

Хезер резко втягивает ртом воздух, и не она одна. Все наши переглядываются, и на их лицах читаются отвращение и ужас.

Мы все думаем об одном и том же, но вслух это произносит Флинт:

– И чтобы стать еще сильнее, она начала причинять своей сестре боль.

Джикан смеряет Флинта взглядом, будто видит его сейчас в первый раз.

– Похоже, в тебе есть нечто большее, чем твоя королевская хандра, дракон.

На лице Флинта отражается недоумение, как будто он не может понять, при чем тут хандра – да еще королевская. Но затем он, видимо, решает принять это как комплимент – и расплывается в своей широкой улыбке, являющей собой такую же неотъемлемую часть его, как и его дракон.

– Спасибо.

Джикан хмыкает, затем накрывает кастрюлю с лапшой крышкой, хотя эта лапша варилась всего минуты две, и сливает воду в раковину. Могу себе представить, какая у него получилась недоваренная дрянь.

– И что она сделала? – спрашиваю я, когда большая кастрюля, из которой слита вода, снова оказывается на плите. – Убила свою сестру?

– Как она могла убить ее? Я же сказал вам, что волшебник времени прибег к темной магии и сотворил чары, которые сделали его дочерей бессмертными, неразрывно сопрягли их души. – Он снимает с кастрюли крышку, и я вижу, что лапша сварена безупречно – видимо, Богу Времени необязательно соблюдать время варки, – и выливает в нее гадкую бурду из маленькой кастрюльки, после чего начинает медленно потряхивать ее. Настолько медленно, что до меня доходит – Джикан тянет время.

– Алистер, Кассия вернулась? – спрашивает он ни с того ни с сего.

Мой дед качает головой, и я вижу в его глазах сочувствие.

– Еще нет.

Они многозначительно переглядываются, и я понимаю, что Джикан ждет мою бабушку. Он не хочет рассказывать остальную часть истории – пока Кровопускательница не вернется. Но какое отношение она может иметь к этим сестрам-двойняшкам из Мира Теней? При чем тут она?

– Раз она не могла убить свою сестру, она просто раз за разом мучила ее, чтобы становиться сильнее, да? – потрясенно спрашивает Хезер. – Это ужасно.

Меня пробирает дрожь, и я перевожу взгляд на Хадсона. Он по-прежнему стоит, прислонившись к краю барной стойки, и с кем-то переписывается, как будто у него нет никаких забот. Однако его зубы сжаты так крепко, что я начинаю опасаться, как бы он не сломал клык. Поначалу мне кажется, что он вообще не замечает, что я смотрю на него, но затем он переступает с ноги на ногу, и до меня доходит, что он специально не глядит на меня, хотя и чувствует на себе мой взгляд.

Мне не нравится, что он не смотрит на меня, что он не желает разделить это со мной. Потому что я знаю, сейчас он думает о том же, о чем и я, – о том, как Сайрус мучил его каждый месяц на протяжении почти двухсот лет, отправляя его в Сошествие в каменную гробницу, потому что тоже хотел стать сильнее. Это не то же, что происходило между двумя сестрами, но разница невелика.