Сокровище альбигойцев

— Тебе здорово повезло — раздобыть такого коротышку! — воскликнул он, кладя руку на плечо карлика.

К счастью, старый карлик все понял правильно и принялся гримасничать и размахивать руками.

Антуан де Пейролад расхохотался.

— А этот мавр — настоящий скелет с книгой под мышкой! — восхитился он.

Все заторопились. В Тулузском воздухе плыл колокольный звон. Солнце, до сей поры прятавшееся за завесой из облаков, вышло и осветило сцену. Я заметил, как стая голубей, рассевшаяся вдоль крепостной стены, без видимых причин взлетела, громко хлопая крыльями.

И в эту минуту вдалеке, на дороге, по которой пришли мы, я увидел желтый портшез, направляющийся прямо к нам. Я сказал «вдалеке», но, видимо, в тот момент зрение у меня помутилось, ибо уже через пару минут обнаружил, что портшез, окруженный женщинами из Памье, вступает в обетованный город вместе с моими случайными спутниками и спутницами.

Привлекший мое внимание портшез действительно выглядел странно: он был непомерно высок, грубо сколочен из досок, а главное, выкрашен в такой отвратительный оттенок желтого цвета, при взгляде на который хотелось отчаянно зарыдать и завыть от безысходной тоски. Занавески в портшезе, по-видимому, были черными, ибо я их не заметил, зато про носильщиков сразу можно было сказать, что они не принадлежали к корпорации достойных тулузских носильщиков. В чем выражалось их отличие? Возможно, в мрачной невозмутимости, в автоматизме движений, в пристальном взгляде странно пустых глаз, а прежде всего в лицах, имевших точно такой же отвратительный желтый оттенок, как и стенки портшеза. На головах обоих красовались желтые треуголки.

Пока я в изумлении взирал на таинственный портшез, одна из занавесок — то ли желтая, то ли черная — приподнялась, и на секунду передо мной мелькнуло лицо женщины — точнее, гримасничающая физиономия призрака, рассеченная поперек погребальной улыбкой, обнажившей трупного цвета зубы. Одновременно рука цвета слоновой кости, которую я, клянусь, уже готов был принять за руку мертвеца, потянулась ко мне и, приветливо взмахнув, поистине королевским жестом слегка потрепала по щеке и исчезла, задернув за собой занавеску.

Все расступились перед загадочным сооружением, и носильщики немедленно пустились бегом. Насмешливая физиономия Антуана де Пейролада окаменела совершенно, а когда портшез исчез из виду, он схватил меня за руку.

— Желтый цвет! Вы узнали его?

— Нет, но…

— Двадцать пять лет назад форму такого цвета носил капитан и члены его санитарной команды, подбиравшие тела умерших во время эпидемии чумы. С тех пор, опасаясь навлечь несчастье, никто такой цвет не осмеливается носить.

Маскарад на площади Сент-Этьен

Я шагал к площади Сент-Этьен, ощущая на своих плечах тяжкое бремя совершенного мною «благородного» поступка. Никто из моих неожиданных спутников, попавших благодаря мне в Тулузу, не захотел меня покинуть — все они гурьбой следовали за мной.

Вокруг площади Сент-Этьен толпился народ, но сама площадь перед собором была пуста. Моя свита, от которой я питал надежду избавиться, постоянно ускоряя шаг, упершись мне в спину, неожиданно вытолкнула меня на самую середину пустого пространства.

Растерявшись, я захлопал глазами, соображая, как поступить, и внезапно справа от собора увидел шесть десятков членов парламента в громадных квадратных головных уборах, из-за которых они выглядели великанами, и я даже не сразу узнал их. Слева, опираясь на трость с гигантским золотым набалдашником, стоял, милостиво улыбаясь окружавшим его советникам и опоясанным ярко-красными шарфами офицерам, королевский сенешаль. Поодаль толкались посланцы различных религиозных орденов и монастырей, со своими вымпелами, крестами, раками и реликвариями с мощами святых. Я увидел представителей капитула Сен-Сернен, капитула Дорад, Синих кающихся, а также монахов с белыми жезлами из неизвестного мне ордена, отличительным знаком которого являлся серебряный знак Святого Духа. Повсюду блестели кресты, дароносицы, золотые алебарды. Двенадцать человек в фиолетовых одеждах прикладывали к губам огромные сверкающие трубы.

Тут я наконец осознал, насколько был неосторожен, но повернуть события вспять уже не мог. Раздался громогласный крик, монолитные ряды членов парламента расстроились, и большая часть советников ринулась ко мне. Королевский сенешаль пустился в пляс, увлекая за собой консулов, а двенадцать трубачей взметнули к небу торжествующий рев фанфар.

Только тогда я заметил, что их трубы гораздо больше обычных, дароносицы и раки слишком блестящие и новые, а серебряные значки Святого Духа на балахонах монахов и вовсе карикатурные. Я разглядел ходули, торчавшие из-под мантии председателя парламента, возвышавшегося над толпой, увидел, как с помощью веревочки аббат из Сен-Сернена поворачивает в разные стороны свой огромный накладной нос, а сенешаль шевелит усами из набитой сеном змеиной кожи.