Сокровище альбигойцев

Солнце собралось на покой, ожидания оказались напрасны. Внезапно издалека донесся нарастающий гул. Рокочущие звуки катились над войском крестоносцев, множились и крепли, докатываясь до самых окраин лагеря, где теснились обозы, сооруженные на скорую руку лавчонки торговцев, фургоны бродячих комедиантов и фокусников. В громовых россыпях, заполонивших весь крестоносный лагерь, звучало торжество, вероломная радость народа, только что исполнившего отведенную ему гнусную роль в чудовищном фарсе. Стан крестоносцев пришел в движение. Мы видели, как люди скакали по равнине и делали неприличные жесты в сторону Каркассонна. Близился час, когда зажигали костры и приступали к вечерней трапезе. Сквозь наползавшие сумерки в отблесках огней можно было различить силуэты людей, крючившихся от хохота и извивавшихся в причудливых танцах. Даже осадные машины шатались, словно пьяные гиганты.

И вот настал миг, когда разбилось сердце героического города. Плач, исторгнутый скорбью тех, кто оказался запертым в каменной твердыне крепостных стен, единый многоголосый плач поднялся ввысь, к нарождавшимся звездам. Никто не сомневался ни в предательстве, ни в гибели города, лишенного своего предводителя. Лишь немногие упали на колени. Люди плакали стоя, и в глубине их очей отражалось убегавшее вдаль бесконечное небытие.

— Идем, — позвал меня, проходя мимо, Пейре де Кабарат.

Я увидел, как он сделал знак еврею Натану, великому знатоку механики и потому приставленному к изготовлению мангоно — машины для метания огромных камней. И я услышал, как он сказал Натану приглушенным голосом:

— Мы еще можем всех спасти.

Мы отправились в замок и вошли в большой зал, где уже находились братья Белиссенд, сеньоры Авиньонета, Брама, Боксоста, оружейник Сарро, мясник Камю и городские советники. Все считали, что крестоносцы, воспользовавшись смятением горожан, на рассвете пойдут на приступ. Только мясник Камю предложил сдаться. Остальные считали, что всем надо выйти из города и погибнуть в сражении. Тогда Пейре де Кабарат рассказал, что когда-то отец Рожера Тренкавеля и его собственный отец приказали прорыть подземный ход [13], ведущий из Каркассонна в крепость Кабардез, фьеф семейства Кабарат. Подземный ход с множеством ответвлений местами обрушился, но, узнав об объявлении крестового похода, Рожер Тренкавель велел его восстановить. По подземному ходу жители могли покинуть город за одну ночь.

Каждому велели оповестить соседей по кварталу и направить их к входу в туннель, находившийся в нижней палате замка. Скорбный ропот постепенно смолк, уступив место перешептыванию и обнадеживающим вздохам. Многие из тех, кто приготовился к смерти, вновь обретали вкус к жизни. Через час подступы к замку запрудила молчаливая толпа. Однако эта толпа была отягощена самым разным скарбом, тюками с пожитками, мешками с едой и даже мебелью. Какой-то торговец посудой привел с собой осла, груженного глиняными горшками. Он умолял дозволить ему взять осла с собой, утверждая, что любит своего старого серого друга, как самого себя. Но я довольно быстро узнал в животном того осла, на котором совсем недавно въехал в Каркассонн.

Каждого приходилось уговаривать отказаться от поклажи, замедлявшей всеобщее движение. Пейре де Кабарат даже вытащил свой ятаган и пообещал прикончить любого, кто попытается войти в туннель с грузом на спине. После его слов некоторые разворачивались и уходили домой, предпочитая участь жителей Безье отречению от нажитого.

Поздно ночью, когда бесконечная вереница людей погрузилась в спасительные недра земли, Пейре де Кабарат поручил мне обежать дома и проверить, не остался ли где недужный или глухой, которого забыли предупредить.

В опустевшем городе я наткнулся на старика с бритым черепом, тащившего под мышкой огромную охапку стрел. Он объяснил мне, что намерен забаррикадироваться у себя в доме, а когда к нему приблизятся крестоносцы, уложит их столько, сколько сможет. В низеньком доме мирно спала семья с детьми и стариками. Перед осыпавшейся от времени искореженной статуей какого-то святого горела свеча. Несмотря на все мои увещевания, никто не двинулся с места. Глава семьи крикнул мне, что совершенно спокоен: с ними не случится ничего плохого — святой оберегает их.

Ночь была на исходе. Когда я вернулся в замок, жители уже покинули город. Окруженный преданными людьми, Пейре де Кабарат стоял на пороге, готовый ступить в подземелье. Примчался один из братьев Белиссенд и заявил, что вдова сеньора де Канакауда уходить отказалась. И возмущенно добавил, что она даже радуется встрече с крестоносцами, готовится к ней…

Имя Канакауда уважали все. Сеньор де Канакауда был другом Пейре де Кабарата и старого графа Тренкавеля. Они вместе сражались на Востоке. Как мне рассказывали, сеньор де Канакауда умер в прошлом году из-за внезапного потрясения, вызванного поведением жены. Судя по тому, как при упоминании жены Канакауды все воздевали руки к небу, я понял, что эта женщина снискала себе известность излишней вольностью поведения и сумасбродными выходками.