Сокровище ассасинов

Убегать — значит растянуть агонию. Вот-вот должен подъехать лифт, и все, что от меня требовалось, это задержать фидаина. Носок моего ботинка разбил в кровь губы первого нападавшего, и той же ногой я добавил второму каблуком в нос.

Исмаилиты шли вперед. Это были настоящие хашишины — «одурманенные гашишем», или не знаю уж чем там обдолбанные, но лезли они напролом и глаза у них были стеклянные. За спиной послышался звук открывающегося лифта. Я ухватился за перила, подпрыгнул и обеими ногами толкнул агрессоров в грудь. Мне удалось свалить их и успеть вскочить в кабину, прежде чем фидаины оказались рядом. Я почувствовал боль, наклонился и ощупал ноги. Ладонь оказалась в крови. Нападавшие не шутили и порезали так лихо, что оружия я не заметил. Встретить их внизу я не опасался — лифт ехал быстрее, чем они бегали. Но оказалось, что для подстраховки одного дежурного они оставили. На первом этаже пасся фидаин, не готовый к моему появлению. До него было метра два, и я прыгнул, угодив ребром стопы в живот и добавив рукояткой пистолета по черепу. Хашишин вырубился, а я припустился наутек — сверху уже топотали.

Я несся что было мочи, благо недалеко. К себе на этаж я взлетел без помощи всяких подъемных устройств, и первое, что я сделал, заперев дверь, это отодвинул прикрепленный на шарнирах электрический счетчик и достал коробку патронов. Через полминуты я снова был готов к бою, но воевать оказалось не с кем. Я прошел в комнату, оставляя кровавые следы, задрал брюки и открыл аптечку.

Порезы, к счастью, были неглубокими. Один — на внутренней стороне правой икры, другой — снаружи левой голени. Работали, получается, с правых рук. М-да. Кроме этого «м-да» сказать было нечего. Меня пока не убили, но переиграли — однозначно. Наверное, прослушивали мобильник, вычислили-выследили Иркину квартиру. Получается, я вовремя ушел на Миллионную. А мой адрес они знают?

Ответом стал телефонный звонок. Сердце замерло, словно провалившись куда-то, а потом забилось так часто, что стало трудно дышать. Это они. За мной. Отвечать? Хотят вычислить, нахожусь ли я дома. Рой других мыслей пронесся у меня в голове, и наперекор, доводам разума, я поднял трубку и деревянным голосом произнес:

— Алло.

— Слушай. Твоя женщина взята заложником. Поговори с ней.

— Илья, Илья, — Ирка плакала, — тут какие-то «черные», они ищут тебя. Отдай им то, что они хотят… Они грозят Соньку убить, а потом и меня. Сделай все, что они говорят…

Трубку отняли, и в ней снова зазвучал противный гортанный баритон:

— Убедился? Нам нужен кинжал и браслет. Мы тебя не тронем. Заверни во что-нибудь и сбрось из окна, тогда получишь женщину и ребенка назад. Ты не свое дело делаешь, не мешай нам.

— Хорошо, — сказал я, — хорошо. — Язык плохо повиновался, я говорил против воли. — Я сейчас это сделаю. Хорошо.

— Делай, — и трубку повесили.

Я тупо уставился в стену перед собой. Что делать? Ирка с ребенком в заложниках, «черные» всегда брали в заложники женщин и детей, ничего не изменилось и никакими священными принципами этих террористов не оправдать. А ведь Ирку действительно убьют, если я не выполню условия. Что теперь делать? Позвонить в милицию, чтобы СОБР устроил беспредельщикам кровавую баню? Нет. Обращаться к ментам — самоубийство, но и отдавать раритеты мне не хотелось. Скинуть вниз пустой сверток, а потом перестрелять тех, кто придет забирать? Завернуть гранату без чеки?.. Ничего из этого не годилось, а женщину с ребёнком надо было спасать прямо сейчас.

Я достал из сумки предметы. Золотой браслет блестел, словно изготовленный вчера. По внутренней стороне бежала надпись «шейх аль-джабаль». Нет, я категорически не мог отдать личные вещи Вождя после того, что мне наговорил де Мегиддельяр. Это значило предать священное дело крестоносцев, ради которого погиб мой друг. Что-то внутри содрогалось при одной мысли об этом. Телефон зазвонил снова. Я подскочил.

— Алло.

— Мы ждем. Терпение на исходе.

Послышались гудки.

Негнущимися пальцами я достал из шкафа полотенце и завернул в него реликвии хашишинов.

— Ирка, — громко сказал я вслух, чтобы заглушить внутренний голос, — то, что я делаю — я делаю ради тебя, хотя ты этого не стоишь и вряд ли когда-нибудь оценишь.

Я вынес сверток на балкон и сбросил вниз. Из парадного выскочил человек, подхватил его и пробежал под окнами. Я устало опустился на бетон. На душе было пусто, словно вырвали все внутренности, но дело было сделано. Я чувствовал себя предателем всех христиан.

Прошло некоторое время. Я сидел и смотрел вниз сквозь щель меж боковин балкона. Во двор въехала машина. Голубой «Фольксваген-пассат». Из нее вышла Ира с Сонькой на руках. Дверца захлопнулась, машина уехала. Ира пошла к своему парадному. А я все сидел и думал, что будет дальше.

Часть 2 Любимцы фортуны

7