— Василий всё время ходил по краю, — заговорила Мария Анатольевна, пока я лихорадочно и безуспешно подыскивал слова утешения. — Сколько я его знала. Мы познакомились в Университете, я была старше его на курс. Василий каждый сезон ездил в экспедиции. Иногда он скрывал находки, если они были ценные. Потом стал копать сам. У него было очень много знакомых среди коллег и
Слово «
— А потом он стал перепродавать древности. Ездил оценивать. Его хорошо знали в
— Который раскопал бактрийское золото в Теле-Тепе?
— Да, примерно двадцать тысяч предметов. И его заставили передать находку афганскому правительству. Все украшения, разумеется, исчезли. А ведь это было историческое открытие первой величины! С ним работать надо было, а не… спускать в унитаз. Теперь этими украшениями торгуют в розницу в Европе.
— Василий Петрович частенько бывал прав, — заявил я, словно знал Афанасьева долгие годы. — Однажды приходится выбирать, жить хорошо или жить честно. Насчёт открытий и карьеры я с ним полностью согласен, потому что и сам пришёл к такому же выводу. Я бы на месте Зарианиди постарался укрыть хотя бы часть находок, чтобы потом продать и жить безбедно.
— Видите, и вы туда. Выводите археологические ценности из научного оборота. Я до сих пор не могу принять до конца ваши грабительские раскопки. Это же… ну я не знаю! Наука, как всегда, страдает больше всех.
— Кто-то всё равно будет страдать. Или мы, или другие. Я выбрал собственное благополучие.
— Вот и Василий говорил так. Вы с ним чем-то похожи.
Мария Анатольевна приподняла очки, промокнула салфеткой глаза, её как будто слегка отпустило.
— А потом за Василием пришли, — продолжила она. — Он… впрочем, вы знаете. Был суд, он отсидел, но все связи… угасли. Если бизнесом не заниматься, он быстро разваливается. После возвращения Василий пытался восстановить связи, пробовал заработать денег, куда-то ездил…
«В Москву», — отметил я. Очевидно, далеко не во все проекты посвящал свою супругу Петрович.
— А потом у него возникла эта идея. Он где-то нашёл сведения о мазаре Усман-хаджи и составил план экспедиции. Чтобы добыть средства, он продал генуэзский кубок. Василий так его любил, но больше ничего у нас не было.
— Мне очень жаль, — пробормотал я. — Если бы удалось реализовать браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха, я привёз бы вам половину вырученной суммы.
— Спасибо, Илья, — вдову не интересовали деньги, ей хотелось выговориться. — Вы благородный человек. Василий ценил вас. Он говорил, что из вас вышел бы хороший учёный, если бы не обстоятельства.
— М-да, обстоятельства располагают, а человек может только предполагать.
— Это просто время такое, не располагающее к научной деятельности. Оно плодит авантюристов, любителей лёгкой наживы. Вы уж простите меня, Илья, но культуру двигают не они. Это должны быть бескорыстные люди, которых государство не должно обходить деньгами и почестями. Только такие люди могут делать вклад в одну копилку, когда ими не движет жажда обогащения любой ценой. Мы с Василием много говорили об этом…
«Железная женщина», — подумал я.
Мария Анатольевна беседовала со мной, как человек, давно смирившийся с потерей, а не узнавший только что страшную весть. Возможно, такие люди не выражают открыто свои чувства, а то и вовсе страдают молча, даже оставшись одни. Ранее мне был неведом подобный тип людей. Наверное, я плохо разбираюсь в психологии. Отчего-то я чувствовал себя блуждающим в тумане. «Мазар Усман-хаджи», — вертелось у меня в голове. Название это я слышал впервые. Похоже, Петрович никому не рассказывал всего, выдавая нужную информацию нужным людям в нужное время, кропотливо распределяя её, как последнюю воду из фляжки. Что же он ещё скрывал от меня?
— …И ещё, Илья, мне очень жаль, что вы попали в поле зрения тайных обществ.
— Вы имеете в виду хашишинов? — задумавшись, я пропустил что-то из слов Марии Анатольевны.
— И хашишинов тоже. Но я прежде всего имею в виду Орден Алькантара.
— Почему? Испанцы не сделали мне ничего плохого.