Сокровище Черного моря

Смолин резко повернулся, чтобы уйти. Он был зол на свое нетерпение, поставившее его в такое глупое положение. Медленно шагнул он вниз по ступенькам, все еще томимый желанием сейчас же, немедленно увидеть Валерию. Неожиданно за его спиной щелкнул замок. Смолин стремительно обернулся. Дверь медленно приоткрылась, и из мрака послышался недовольный, заспанный женский голос:

— Кто такие? Кого нужно?

— Валерия Павловна дома? — спросил Смолин и застыл в ожидании ответа.

— Нет ее, — ответила женщина из темноты, не снимая с двери цепочки.

— Она… уехала?

— Уехала.

— Не могу ли я узнать куда?

В щели показалось хмурое, темное лицо. Женщина, уставив из-под нависшего платка маленькие глазки на Смолина, грубовато сказала:

— Совсем уехала.

— Как… совсем уехала? — переспросил Смолин.

— Так, совсем… А вы, что, знакомые будете?

Смолин не ответил.

— Да, уехала… Замуж что ли пошла. Кто их разберет… Старик чуть ума не решился, — равнодушно объяснила женщина, неприязненно разглядывая Смолина.

Он продолжал молчать.

— Никого нет! — крикнула вдруг сердито женщина и захлопнула дверь.

Часть пятая. ЗОЛОТО ФЕДОРА РАДЕЦКОГО

Глава 40. ГЕНЕРАЛ ШОРЫГИН

Смолин вернулся в гостиницу и долго просидел в кресле, устремив взгляд в раскрытое окно и ничего не видя в равнодушном блеске неба и моря. У него не было никаких желаний и он ни о чем не думал. Из этого оцепенения его вывел звонок телефона. Смолин машинально протянул руку, поднял трубку и услышал грубоватый голос Калашника:

— Хотел вам сообщить, Евгений Николаевич, новость. Она вас, быть может, заинтересует. Ко мне заходил старик Радецкий.

Смолин крепко стиснул рукой трубку, судорожно прижимая ее к уху.

— Что он хотел от вас? — спросил он тихо.

— Старик спросил, не встречал ли я его дочь. Валерия Павловна исчезла. Он не хотел ничего рассказывать, но я понял, что она просто покинула отцовский дом.

— Как он выглядел?

— Вид его достоин сожаления. Он производил впечатление помешавшегося.

— Он был один?

— Его сопровождал отставной генерал, старый знакомый его семьи.

— Вы не помните фамилию? Фамилию генерала?

— Он отрекомендовался — Каратыгин, Малыгин… или что-то в этом роде…

— …Я полагаю, что мне следует его повидать, — сказал Смолин после короткой паузы.

— Радецкого?

— Да. Но дома его, очевидно, нет.

— Генерал увел Радецкого к себе, — пояснил Калашник.

— Вы не спросили адреса генерала?

— Да… На всякий случай узнал.

— Когда вы могли бы?

— Да хоть сейчас.

— Тогда ждите меня внизу.

— Ладно, спускайтесь.

Смолин медленно вышел из комнаты и спустился в вестибюль навстречу Калашнику, который ждал его, одетый и в шляпе.

… Они молча шли, погруженные в свои мысли, не обращая внимания на оживленные, многолюдные улицы.

Уже совсем смеркалось, когда они подошли к маленькой даче генерала, затерявшейся в зелени каштанов и кипарисов. При их приближении с крыльца спрыгнул толстый бульдог. Калашник, по своему обыкновению, не разыскивая кнопки звонка, ударил в дверь кулаком. Бульдог залаял.

— Кто там? — послышался за дверью женский голос.

— Скажите, пожалуйста, — обратился Смолин. — Павел Федорович Радецкий здесь? Дверь раскрылась.

— Сегодня уехал… — сказала женщина, выглядывая.

Калашник и Смолин разочарованно переглянулись.

— А… генерала… м-м… Малыгина можно видеть? — спросил Калашник.

— Шорыгина? Можно, пожалуйте, — ответила женщина и крикнула в глубину дома. Степан Тимофеевич, к вам!

Калашник и Смолин вошли в дверь, сопровождаемые бульдогом, подозрительно обнюхивавшим их следы. В коридоре под потолком загорелась люстра, и из дверей слева появилась плотная фигура генерала. Это был ослепительно белый, плотный мужчина, с загорелым румяным лицом, полными щеками.

— Кого имею честь… — начал он с любезной улыбкой, всматриваясь в лица гостей.

— Разрешите отрекомендоваться, — сказал Смолин. — Профессор Калашник, а я — Смолин. Друзья Павла Федоровича Радецкого.

— Весьма приятно. Шорыгин. С профессором Калашником я уже имел случай познакомиться. Проходите, пожалуйста.

Он ввел гостей в небольшой кабинет, увешанный коврами и обставленный мебелью, обитой кожей.

— Садитесь, прошу вас. Вот папиросы, предложил Шорыгин.

— Извините нас, Степан Тимофеевич, за неожиданное вторжение, — начал Смолин. Нас привели к вам чрезвычайные обстоятельства. Мы интересуемся, что случилось с Павлом Федоровичем Радецким.

Лицо Шорыгина помрачнело.

— Да, несчастный, несчастный старик… Судьба его вызывает глубокое сожаление.

— Вы имеете в виду… исчезновение его дочери? — выговорил с некоторым усилием Смолин.

— Вся совокупность семейных обстоятельств сложилась у него чрезвычайно неблагоприятно, — ответил Шорыгин. — И это было последним ударом. Сейчас он близок к умопомешательству…

— А… как это случилось? — осторожно спросил Смолин.

— Он мне кое-что рассказал, но рассказ его был довольно бессвязен, и я, видя его состояние, не решился расспрашивать.

Калашник и Смолин слушали его, опустив глаза и не глядя друг на друга.